Андрей Павлов - Истории невыдуманных фантазий

Наташка не противилась его увлечению и всегда с интересом рассматривала находки. Тем более многие из них никогда не попадались им обоим на глаза в повседневной жизни, их принадлежность к чему-либо приходилось определять с помощью интернета и чудесных программ по сравнению фотографий: Андрей с разных ракурсов фотографировал найденный предмет, добавлял эти фото в строку поиска, и «Всемирная паутина» сама находила аналогию и что это могло бы быть. Так случилось с гардой – частью клинкового холодного оружия, бабкой – приспособлением для отбивания кос, еще с некоторыми находками… Попадались и ювелирные изделия, но, в основном, современные или периода СССР. Ну и, конечно, монеты.

Используя старый прибор, Андрей находил, и очень много, современные монеты, реже – как их называют – монеты «позднего» СССР (период от 1961-го до 1991-го включительно). Для себя он сразу решил называть их монетами «среднего» СССР, так как были еще монеты Советского Союза выпуска 1991 года перед его развалом (10 и 50 копеек, 1, 5 и 10 рублей). Вот их он и относил к монетам «позднего» СССР.

Несколько раз Андрей встречал в лесу «камрадов» – таких же любителей приборного поиска, как и он. Один из них, ветеран по возрасту и (с его слов) поиску в этих местах, уверял, что здесь уже все «выбито» и «ловить» тут нечего. Сам он самую старую находку нашел пару лет назад – 2 копейки 1924 года, хотя исходил все вдоль и поперек. Андрей с неохотой вступал с «камрадами» в беседу: считал, что приборный поиск сродни рыбалке или собиранию грибов – тишина позволяет услышать дыхание леса, природы и сосредоточиться на поиске.

Еще он понимал: то, чем он занимается, имеет четко выраженные ограничения рамками закона. Но, с другой стороны, его удивляло, что приборы, с помощью которых «камрады» проводят поиск, свободно продаются и любой желающий может их приобрести, в том числе во многих сетевых супермаркетах электронной техники! Конечно, он изучил все правовые нюансы приборного поиска и был готов к встрече и объяснениями с блюстителями порядка, но пока, к счастью, этого не происходило.

Так что приборный поиск занимал практически все свободное время Андрея.

Жизнь текла своим чередом. Гнездов, за свои профессиональные и человеческие качества, стал для всех жильцов поместья непререкаемым авторитетом, в том числе и для своих хозяев. Он никогда не лез не в свое дело, зато свое выполнял точно и в срок. Но годы брали свое…

В конце августа 1880 года, когда, уже будучи генерал-лейтенантом, граф Левашов был назначен состоять при Министерстве внутренних дел и наконец-то всем семейством вернулся в столицу, опять поселившись в Осиновой Роще, он пригласил к себе старого солдата в кабинет.

– Петр Макарович! Вижу уже трудно Вам… И не стоит пререкаться, – поднял руку вверх Левашов, остановив тем самым попытку Гнездова оспорить его слова. – Я прошу Вас оставить службу у меня, но, при этом, остаться в поместье и оказывать помощь в воспитании моих детей. Ольга Викторовна очень переживает по случаю преждевременной смерти нашего Васеньки, и ей трудно уделять много времени детям (к этому времени в семье графа помимо Машеньки уже была Катенька, а три года назад они потеряли совсем маленькую Женечку).

– Графиня уже не сможет иметь детей, и я очень хочу, чтобы наши обе девочки росли счастливыми и здоровыми. И очень надеюсь, что Вы сможете нам в этом помочь.

Петр Макарович тряхнул седой головой, поправил свой поношенный, но вполне еще прекрасно сохранившийся гвардейский мундир и ответил:

– Вы стали для меня семьей, а «Осинка» (так называли поместье местные жители) – вторым домом. А может быть и единственным. Как прикажете, Ваше превосходительство! Готов и далее служить на благо Вашей семьи в любом качестве!

Граф Левашов подошел к Гнездову, обнял его за плечи, прижал к себе и трижды расцеловал по старому русскому обычаю.

– Так тому и быть, Петр Макарович, – закончил встречу генерал-лейтенант.

Гнездов развернулся, и граф не успел увидеть слезу, которая неровной дорожкой стекла по морщинистому лицу старого солдата…

Со следующего дня Петр Макарович все свое время посвящал детям графа. Машенька (ей было 21) уже стала прекрасной девушкой, ей пророчили неплохие перспективы при дворе. Катенька была в том возрасте (13 лет), когда инстинкты опережали работу мозга, поэтому за ней нужен был постоянный присмотр. Впрочем, как иногда и за старшей сестрой. Петр Макарович понимал это, но делал все ненавязчиво и с любовью, за что его очень ценили и девочки, и их родители.