Виктор Улин - Тот самый снег

Прочитав несколько абзацев, я почувствовала неподдельный интерес.

Меня поразила непонятная классификация « А11 », стоящая рядом с именем, которое, видимо, обозначало меня.

Но не это казалось главным.

Я и в самом деле ощутила погружение в прошлое.

Ясно и четко, хоть в несколько предложений, Никонов описал наш институт – Московскую заочную « академию », единственное учебное заведение региона, где девчонки вроде нас с Галькой могли получить внешне приличный диплом за относительно небольшие деньги. Ректор – бывший директор молочноконсервного завода по фамилии то ли Манцев, то ли Нанцев – был действительно неприлично толстым. Я не знала, кто такой Генрих Геринг, но сравнение понравилось своей абстрактностью. Как абстрактной, но приятной была непонятная аббревиатура « ФАБ-5000 ».

Отвлекшись ненадолго, я встала и заварила еще порцию кофе.

Совсем маленькую, в наперсток, и выпила ее одним глотком, не отходя от чайного столика.

Потом опять опустилась в чудесное кожаное кресло и рванулась навстречу воспоминаниям.

Которые, кажется, грели.

«Прежде всего, я очень любил командировки.

Этим существенно отличался от обычного мужчины, живущего в нормальной семье с нормальной, то есть обычной женой, которая его кормит и обстирывает – для такого командировка есть мУка, поскольку обо всем приходится заботиться самому. Моя вторая жена была создана для блеска в обществе, а не для шароёбства по дому, с ней я жил как военный человек в казарме, то есть на собственном обеспечении. Я ощущал готовность в любой момент уехать хоть на Северный полюс, лишь бы сбросить вериги хозяйства: не рыскать за продуктами, не готовить, не накрывать на стол, не подавать еду и не мыть посуду, не заботиться о том, чтобы в шкафу всегда имелось чистое белье и даже не убираться. Перевести дух от всего этого для меня было равнозначно тому, чтобы оказаться в раю. Поэтому в отличие от большинства коллег, старавшихся управиться быстро и скорее вернутся домой, я пытался взять все возможные часы по математике и жить целый месяц в ужасном общежитии автобазы, последний этаж которого арендовала пиздотная академия.

Меня не напрягал даже чудовищный график работы.

Я уже не помню, что происходило там по субботам и воскресеньям: кажется, в каждую сессию выпадало 1-2 свободных дня. Но типичной являлась ситуация, когда мои занятия начинались в 8 утра и с часовым перерывом продолжались до 10 вечера. Впрочем, вторая смена меня не напрягала. Ближе к шести часам стоило следить за состоянием начальства, через 5 минут после его отъезда сворачиваться, распускать студентов, а самому идти пить водку.

Набрасывая мысленно план этого мемуара, я не смог вспомнить, когда поехал в Троеёбск впервые: в 1998 году или в 1999.

Между тем разница существенна.

В 1998 у меня имелась машина – старая шестицилиндровая « БМВ-728 », принесшая мне несколько маленьких радостей.

Задний диван зеленой « акулы » мог сравниться с хорошей кроватью советских времен. На нем стоило ебать каждый день новую пизду, хотя я ёб там только Зою (А6), причем всего один раз.

Но этот один останется в памяти до смертного часа и его стоит вспомнить, хотя он и не имеет отношения к теме мемуара, посвященного Юлии (А11).

С Зоей мы встречались редко, но регулярно с 1993 по 2004, трахались по-всякому у нее дома, а в начале века она научилась со мной кончать, даром, что мне было уже 40 лет, а ей – 52. Делала она это в позе наездницы – работала неторопливо и тщательно, а я, претерпевая боль в намертво защемленных местах, еще более тщательно удерживал ее за бедра, не давая соскользнуть, и поочередно хватал губами ее серовато-розовые соски.

После всего она растекалась по мне белым телом, быстро-быстро целовала мое лицо, повторяя два слова:

– Обалденно, Витька!..

– и в такие секунды мне самому хотелось жить.

Груди Зоины, небольшие и очень мягкие, я вспоминаю до сих пор.

Когда мы единственный раз за 10 лет решили поебаться на природе, она сидела у меня на коленях и я наслаждался ее телом до последней клеточки. Ее большой уютной задницей, ее желтоватыми бедрами и круглыми прохладными коленями и ее животом – в те годы уже достаточно пухлым, которым я тешил себя, словно третьей грудью, которая была втрое больше двух настоящих.

Кончая, я целовал Зоины губы, пахнущие табаком, а руками держал ее бюст.