Вадим Курамшин - Катарсис. Поколение, обрезанное цензурой. Остаться человеком!

И вновь лилась оглушающая речь лидера страны о том, как хорошо живется гражданам его государства. Испытывая острую боль от вонзавшихся в легкое костей – ему сломали ребро, – Максимов невольно стал вдумываться в смысл помпезной речи. Откровенная ложь первого лица государства вызывала боль в душе, куда более сильную, чем физические страдания.

Что за чушь несет этот человек! На фоне какого зверского произвола, повальной коррупции, стремительного обнищания народа господин Бексултанов рассуждает о правах человека, Конституции и благосостоянии граждан!

У Дмитрия была причина изнывать от душевной боли: почти за два тюремных года он навидался всякого. Особенно тяжко прошли первые девять месяцев ада в застенках следственного изолятора, где Максимов двенадцать раз умудрился побывать в бетонном мешке карцера размером 1,5× 4 метра. Снизу, между полом и дверью, – щель в пятнадцать сантиметров. Сверху в стене – вентиляционная труба радиусом десять сантиметров, через которую в карцер залетал снег, кружась вихрем по бетонному полу. Провинившегося бедолагу засунули в этот мешок в одной тонкой робе на голое тело. Через час материя стала скользкой, влажной и почему-то жирной на ощупь. У Димы почти все сроки помещения в карцер были максимальными – пятнадцать суток. Выдержать подобное непросто. После такой отсидки сил у зэка, как правило, не остается, и его обмякшее тело выносят хозбандиты 8 8 Хозбандиты (жарг.) – осужденные из числа хозяйственной обслуги. .

В перерывах между карцерами Диму постоянно помещали в пресс-хаты, где он попадал в лапы зэков-садистов, работающих на оперативный отдел. Выгода была обоюдной: прикормленные арестанты годами избегали этапов в лагеря, а опера меньше пачкали руки, ломая непокорных. Бо́льшую часть грязной работы делали эти выродки.

Пытки, схватки, карцера… И это продолжалось без малого два года. Беспрерывно. Последний год – уже в колонии.

Март 1997 года. Северный Казахстан

Черная полоса в жизни Дмитрия началась три года назад. Тогда, в 1997 году, молодой авантюрист работал юристом по долговым вопросам на байсальской птицефабрике – в просторечии «пташнике» – да так активно, что уже через год образовалась серьезная сумма, начисленная с процентов от взысканий. Владелец «пташника» Ербол Аскарович Черняев не выплачивал долги из принципа. Платить дебиторам, имея родственные связи в разных силовых структурах, по его разумению, глупо. К Максимову – а он был тот еще жук – Черняев обращался лишь в крайних случаях, потому что за этим следовала просьба рассчитаться хотя бы частично.

Когда на стол директора птицефабрики легло претензионное письмо от АООТ 9 9 АООТ – акционерное общество открытого типа. «Сулейман», возникла именно такая ситуация. Черняеву пришлось срочно отправлять своего водителя за Максимовым. Тогда он впервые увидел директора «пташника» настолько серьезно озадаченным.

– Здравствуй, Дима! Помощь твоя нужна. Сейчас, правда, дело не в дебиторах. Теперь с нас требуют! Посмотри. Надо как-то разрулить это дело. Сам понимаешь, до суда доводить нельзя ни в коем случае!

Дмитрий сел за стол и углубился в содержание претензионного письма. Черняев нетерпеливо вышагивал по кабинету, ожидая вердикта от своего советника по щекотливым вопросам.

– Ербол Аскарович, это типичная разводка, – резюмировал наконец Максимов. – Изначальную сумму в один миллион четыреста тысяч тенге их зарвавшийся юрист накрутил аж в три раза. Эти пять с лишним миллионов рассчитаны незаконно. «Сулейман» считает и рефинансирование, и штраф, и проценты штрафных санкций. Не беспокойтесь, сведем все к сумме основного долга, тем более что мы же не отказывались от выполнения своих обязательств. И нет никаких документов, на то указывающих.

– Не понял. Мы с ними уже два года не рассчитываемся.

– Это не мы, а они не выражают намерения получить от нас зерно в счет погашения долгов, и обратного доказать не могут. Вот единственный документ – претензия от них со штампом и датой, адресованная «пташнику».

– Интересно… Молодец! Дим, их вообще пора на место ставить. Это они нам должны! Возрожденовке и Матовскому задолжали. Мы оба села приняли на себя со всеми долгами и уже много выплатили за них. Если предъявим встречный иск, возьмешься?

– Ербол Аскарович, я-то готов. Но я ведь уже более восемнадцати миллионов тенге – причем даже из категории сомнительных и невозвратных долгов – вам вернул. А вы мне так и не выплатили ничего.