Татьяна Багряна - Вера для Верки. Часть 1

Внутри острым ножом воткнулась обида. Обида на то, что сын не оправдал ожиданий, на то, что перечеркнул все, что она так старательно вкладывала. Получалось, она вырастила махрового эгоиста, которому плевать на родителей, на друзей, да и вообще на все человечество. Огромный кусок её души, её любви растоптали равнодушными подошвами.

Что мог дать этот высокообразованный молодой человек миру?

Что сотворить доброго, мудрого, прекрасного?

Вера была всегда твёрдо уверена, что дети – отражение своих родителей. Но она не могла взять в толк, что такого глобально неправильного сделала в отношении сына, что он стал таким? Перелюбила? Но разве можно перелюбить? Избаловала? Но в чем?

Как-то она прочитала: «Дети не принадлежат нам, но даруются богом на временное хранение, просто помочь им вырасти и выйти в свою собственную жизнь». Да, пожалуй, что так. Проживать свою жизнь, свои уроки.

Сколько раз по детству бабушка твердил ей самой, как нужно, и, дескать, с высоты прожитых лет виднее. И как на зло хотелось жить и поступать не по чьей-то указке, а по своему разумению, пускай даже падая и набивая свои шишки. Утешительным ветром периодически проносилась эта мысль, на мгновение сердцу становилось чуть легче: «Она сделала все, что могла. Дальше выбор его души как жить…» Но почему же так больно?!

За младшую Нюську Вера уцепилась как за спасательный круг. Пыталась с ней заниматься по методикам, играть в умные кубики, читать книги. Но дочка была другая. Какая-то странно самостоятельная. Она наотрез отказывалась интересоваться тем, что по мнению матери должно быть интересным. Только супила брови и одевала на лицо безразличную маску тупого упрямства. Образ супер-матери стремительно рушился под обломками разочарований.

Нюська была весёлым жизнерадостным ребёнком, ей нравилось дружить, возиться с кошками и собаками. Но учить буквы и цифры, решать логические задачки, читать умненькое книжки, – все это было ей «до фонаря».

Со временем Вера убедила себя, что оценки – ещё не показатель личного счастья. И главное, чтобы у ребёнка был мир с самим собой. А все остальное как-нибудь приложится. Но учительница начальных классов совершенно не разделяла этой философии. И дочь уверенно вошла в когорту троечников второго «В».

Больше Вера не любила родительских собраний, на которых обречённо рассматривала исчирканные красной ручкой листки контрольных работ.

У Нюськи шла своя другая жизнь, в которой она, кажется, была вполне счастлива. И Вере иногда казалось, что её роль матери странным образом лишняя на этом празднике жизни. Иногда дочь подходила и чмокала её в щеку, обнимала, и тогда становилось тепло, а в носу и глазах начинало щипать от слез.

Ей стукнуло 40, потом 42… Каждое утро из зеркала на неё стала смотреть странная женщина с новыми ниточками седины и паутинками морщин. Эта дама уверенно давала советы и снисходительно смотрела на молодых растерянных мамашек. Какими же зелёными и наивными они казались.

Как-то во дворе одна новоиспеченная родительница, катая коляску, выпячивала грудь и утверждала, что сразу пойдет за вторым, а следом за третьим. И вообще они с мужем готовы иметь хоть пять детей. Вера авторитетно хмыкнула: «Ну-ну, сходите, потом поговорим».

Два года спустя Вере попалась та парламентерша. Изможденная, с двумя орущими сопливиками она ползла в поликлинику. Верочка ещё спросила, когда за третьим собираются. А та посмотрела глазами побитой собаки и расплакалась: «Я так устала. Они все время болеют». И язвительность как рукой сняло.

Жизнь Веркина всегда боевая кипучая, наполненная проблемами и заботами, последнее время все чаще напоминала безвкусный ватный ком. Обычно она придумывала себе кучу сверхзадач, забивая график так, что продохнуть было некогда. И вся семья кружилась в этом событийном урагане, при этом каждый старался найти хотя бы минуту покоя и уединения.

И вот вдруг все стало казаться пресным. Вроде те же события, встречи, хлопоты. С работы-на работу, с работы-на работу, тик-так, тик-так. Дрелью в висок вкручивалась назойливая мысль: «Что дальше? Что она оставит после себя? Дети? Старший – неизвестно, что из него получится, младшая – особых надежд не подаёт. Сама она что видела-то? Вечные развивающие занятия, кружки, секции, на работе нескончаемые бумажки, дома кастрюли, сковородки?»

«Вот и жизнь прошла. Все думаю, зачем жила? Да и жила ли?» – голос раздался неожиданно и где-то около самого уха, Вера аж вздрогнула и резко повернулась. Рядом на лавочке сидела женщина странная на вид, надо заметить. Платье аккуратное полотняное из льняной беленой ткани. Волосы длинные не то чтобы седые, а скорее серебристые. Глаза ледяные будто карельские озера и смотрят глубоко, испытующе, до самых кишок достают. Вроде все как у людей, даже красивая на вид, разве что кожа слишком бледная, и холодом веет невозможным.