Геннадий Гончаров - Сибирские рассказы

Осенью Верховный правитель Сибири адмирал Колчак разогнал либерально-демократическое правительство Омской Директории и Комуч (Комитет членов Учредительного собрания), совершив военный переворот и установив диктатуру. Начатые в Омске чистки и расстрелы докатились и до глухой провинции. К стене амбара ставили не только основных врагов режима Колчака – большевиков и их временных попутчиков анархистов и левых эсеров, – но и сторонников Директории и Комуча: чтобы те своей либеральной демагогией не вносили смятение в умы и разброд в ряды сторонников диктатуры.

Среди таковых арестованных в Ужуре оказался ещё один из сыновей Петрониных – третий по счёту. За что его взяли и в чём состояла его опасность для новой власти, никто не ведал. На этот раз, по словам очевидицы (моей сестры Тоси), жертвы стояли лицом к палачам. Наш сосед получил две пули в грудь и упокоился в третьей семейной могиле.

А крестьяне, отлавливающие как представителей бывшей Совдепии, так и сменившей её Директории, всё никак не могли взять в толк: почему эти враждующие между собой деятели называли себя одним и тем же словом – социалисты?..

Весной 1919 года в Ужур вошли красные партизаны под командованием Перевалова, которых вскоре выбили прибывшие из Ачинска белые каратели. У амбара вновь зазвучали выстрелы, и в его крепкие брёвна впились очередные пули, прошедшие сквозь человеческую плоть.

Среди расстрелянных оказался ещё один Петронин… Кто-то невидимый (из зависти или мелкой мести) слал на эту семью доносы каждой новой власти. Оставшиеся в живых продолжали трудиться на земле, превозмогая горе и несчастья, сохраняя дух личной свободы и независимости. А впереди, с приходом партизан Щетинкина, их ожидала ужасная трагедия, о которой будет поведано в следующем рассказе.

В последний раз амбар принял в свои стены пули в 1921 году, когда чоновцы из отряда Аркадия Голикова (того самого Гайдара) без следствия и суда расстреляли нескольких мужиков, якобы участников банды Соловьёва.

Гражданская война в обстановке взаимной вражды и ненависти собирала кровавую жатву. Белые, красные, зелёные и прочие участники смуты отвергли библейскую заповедь «Не убий» и, превратившись в жестоких зверей, предпочитали выяснять отношения с противником только с помощью оружия.

Из числа сдавшихся на милость победителя в живых оставляли только тех пленных, кто переходил на их сторону, а остальных расстреливали. Не щадили и раненых с больными, добивая их на поле боя и в лазаретах, зачастую вместе с врачами, медсёстрами и санитарами. Ни одна из сторон не брала на себя каких-либо моральных обязательств. Когда на кону стояло само существование режима, никто не хотел уступать. Адресованное саратовским чекистам указание Владимира Ульянова-Ленина «Расстреливать всех, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты» неожиданно стало единым руководством к действию для всех противоборствующих сторон. Посеявшие ветер пожинали бурю.

По тылам противоборствующих сторон бродили банды бывших уголовников, выпущенных из тюрем Февральской революцией, оставшихся без средств к существованию и не имеющих даже элементарного понятия о моральных принципах. Осознание ими полной безнаказанности вело к бесчисленным грабежам и убийствам мирного населения. В свою очередь, население вынуждено было вооружаться для самозащиты и мстить своим обидчикам.

Таким образом, шла война всех против всех, и ей не было видно конца.

Зимой 1919-1920 учебного года я училась в первом классе начальной школы, расположенной далеко от дома. Водили меня туда поочерёдно старшие сёстры, а иногда и братья.

В субботу 3 января 1920-го шёл обильный снег и дул ветер. С раннего утра с окраины посёлка сквозь завывание ветра доносились звуки стрельбы и взрывов. В семье стали обсуждать: идти в школу или не идти.

Отец вернулся со двора и сказал, что за посёлком партизаны Щетинкина ведут бой с отступающими колчаковцами. Те наконец-то уходят. Но народу и от новой власти не следует ожидать ничего хорошего. Так же, как и беляки, будут забирать на нужды своей оравы лошадей, шубы и пимы, сено, фураж, мясо, хлеб и картофель. Жрать-то и потеплее одеваться всем хочется – будь ты белый или красный, или какой-нибудь там ещё серо-бурый-малиновый с проседью. Заодно заберут сбрую и кожевенное сырьё, а то и сани. А потому принудительного отъёма крестьянам, как и прочему люду, не миновать.