Елена Рид, поэт и литературный критик
Дьявол с кладбища Пер-Лашез
Слово о вечной любви
Посвящаю моему мужу Арно де Бенуа
Снился мне сад в подвенечном уборе,
В этом саду мы с тобою вдвоем.
Звезды на небе, звезды на море,
Звезды и в сердце моем.
Елизавета Дитерихс
На кладбище Пер-Лашез смеркалось. Вот уже который век. Тысячу лет. Миллиарды столетий. На кладбище Пер-Лашез смеркалось, как и в ту самую рождественскую ночь в глубине времен. Темнота окутывала землю. Баюкала землю. Клубилась в тумане, в межзвездии, среди метеоритных бурь. Таскалась как облезлая тень между надгробиями цвета мха и тлена. Волочила сыроватый хвост, ежилась под ледяным декабрьским дождем. На кладбище Пер-Лашез смеркалось.
Из дневника Безумного Рыбника
«Идем: вам путь чрез тысячи преград».
Так он пошел, так ввел меня в мгновенье
В круг первый, коим опоясан ад.
Данте Алигьери «Божественная комедия»
Вхожу сюда через каменные ворота. Как всегда, одна. За моей спиной замолкает тревожно город. Над моей головой устало зевает свет.
Я бреду по пахнущим сыростью аллеям между надгробиями и отгремевшими жизнями к покосившемуся склепу. Открываю дверь своим ключом и опускаюсь на расколотую мраморную плиту у ног белоснежной статуи с прекрасным, как вечность, лицом. Полустертая надпись гласит: « Здесь покоится та, что была любима больше жизни» . Но буквы затерялись в тени времен, и теперь никто, даже Тысячелетний Дуб, не вспомнит ее имя.
Если закрыть глаза и вдохнуть печальный неподвижный воздух склепа, то можно почувствовать, что это место удивительной силы, что здесь пахнет не тленом, но подгоревшими звездами с Млечного Пути, марсианским дождем и рождественскими туманностями Андромеды.
Я любуюсь светлой фигурой, закутанной в кружевное покрывало. Даже не верится, что это камень. Кажется, вот-вот оживет она. Статуя молчит. Молчу и я.
Я смотрю на безмолвную статую. И вдруг вижу эту историю. И ныряю в нее без оглядки, надеясь, что она сама вынесет меня на берег. Я вижу маленького дьявола с кладбища Пер-Лашез. Дьявола, который любил. Дьявола, который любил так, что обрел смысл жизни. И больше не вижу ничего.
Хотя нет. Подождите! Я всматриваюсь в это странное печальное существо, которое явилось мне из темных глубин моего сознания. Этот дьявол предстает передо мной в мельчайших деталях, во весь рост, будто вырвавшись из мучительного плена небытия, решив стать самой жизнью. Он безграничный и пугающий, как отдаленные уголки Вселенной. Он изломан, как линии на моей руке. Он дик и непонятен, как африканские маски в музее Бранли. Я смотрю ему в глаза и вдруг понимаю, что знаю о нем все. Все, что с ним было и будет. Его история пылает, мечется у меня в груди и просит быть рассказанной. Да будет так.
Это история о Дьяволе с кладбища Пер-Лашез.
What’s in a name? that which we call a rose
By any other name would smell as sweet
William Shakespeare – Romeo and Juliet. Act II. Scene II 1 1 Что значит имя? Роза пахнет розой, Хоть розой назови ее, хоть нет. Уильям Шекспир «Ромео и Джульетта» (перевод Бориса Пастернака)
Старый Ворон, танцующий в морозном небе на кладбище Пер-Лашез, не ведал ни надежды, ни желаний, ни тоски. Этот сумрачный мир принадлежал ему, и он принадлежал этому миру. Сколько веков летал он здесь в бесконечной ночи. Сколько веков кружил он в замершем на краю пропасти пространстве, среди узловатых вязов, дубов и кленов. Столько веков, что забыл свое имя, как и многие существа, запертые здесь.
Но в эту ночь что-то удивительное привлекло его взор. Слабое свечение, исходящее от надгробий. Завороженный этим светом, зачарованный фиолетовым пламенем, пылающим будто яйцо Феникса в призрачном полумраке, Ворон спикировал вниз, хлопая по воздуху тяжелыми крыльями. Светилась статуя – древняя, покрытая мхом статуя падшего ангела тихо светилась в темноте ночи. Статуя огромного мрачного существа, сгорбившегося под тяжестью невыносимой боли, закутанного словно в плащ в спутанную рыбную сеть. Статуя темного духа ночи, каких много в этих местах. Вот уже столько веков дремал этот падший ангел под покосившимся вязом у старых могил. Никто не знал, откуда и как он здесь появился. Да и не было никому до этого дела. Но вот что поразило старого Ворона: мерцание глубоко в груди статуи, в области сердца. А может, это луна бросала на косматую глыбу свои серебряные блики?
Читать дальше