Сергей Васильцев - Право на одиночество. Часть 1

– Представляете, еще год назад этому папе я экзамены сдавала. И тряслась перед ним как дура набитая. А теперь он мне в кавалеры мылится. Ха!

– Я смотрю, у тебя неплохо получается – вливаешься в коллектив, – ехидно проворковала Ольга.

– Лишь бы коллектив в меня не влился!

«Туше!» – констатация факта. Так, полагаю. Гром «музыки боевой» на время затих. Меняли кассету. Двое в углу заголосили: «Из-за острова на стрежень». Дамы и кавалеры отлепились друг от друга. Не знаю, кто от кого больше. Обошлось без истерик. Публика разделилась на пьющих и курящих. И по коридору поплыли клубы дешевого папиросного дыма.

Я выскользнул за дверь, чтобы немного освежиться и двинулся к лабораторному залу. Его дверь оказалась запертой изнутри. За ней раздавались ритмичные хлюпающие звуки. «Вот и слушай теперь разговоры о падении нравственности современной молодежи», – Углубим тему? Фиг!

– Только не в меня… – долетел из-за двери женский всхлип, и я почти угадал, кто это. Хмыкнул и двинулся дальше – в направлении туалета. Несколько раз плеснул в лицо холодной водой. Вернулся.

Компания юнцов за столами заметно увеличилась. Нас стало семеро, возомнивших себя интеллектуалами. Трое парней и четыре молодые женщины в возрасте немногим за двадцать. Это мы и представляли пока еще зреющее поколение научной мысли. Никакая не «великолепная семерка» и уж тем более не «семеро смелых». Скорее привычка или заурядная боязнь перемен. Вот кто-то и остался. Так всегда бывает, даже если этот кто-то ты сам. Оставались. И более того – пытались что-то там делать. Тут надо сказать сакраментальную фразу: «Потому, что не умели ничего другого». Ну, надо, так надо. Почему бы и не сказать? Тем более что я здесь, в этой компании, чуть ли не ветеран.

Костя и Павлик только-только начали клепать свои диссертации. А Татьяна с Маринкой, те и вовсе не решили, а надо ли им и делать что-нибудь обнаученное или лучше подобру-поздорову замуж сигануть. И если бы подвернулся «нормальный мужик», вопрос этот решился бы совершенно однозначно. А еще двое – это Ольга с Катенькой. Вот и весь круг. Но скорее всё-таки многогранник.

Разговаривали все одновременно. И я почти не слышал отдельных реплик, только ощущал на собственном лице бессмысленную улыбку.

– Пить!.. пи-и-ить! – пристанывали девицы, опорожняя остатки шампанского, – Ну вот и ладушки…

– Грибы у тебя классные, Серж! – чеканил Павел, – Возьми меня с собой как-нибудь. Я больше никому не скажу.

– Как твои дамы бальзаковского возраста? – приставала Катя к Константину, – От них же потом пахнет.

– Нет, духами воняет! Да я сам уже наполовину женщина бальзаковского возраста. Так что запах тела мне как дым отечества…

– На какую половину?

– Чего?

– Женщина, говорю, на какую половину? – Марина залила в себя бокал игристого и теперь ожидала результатов.

– На ту, собственно говоря, что выше пяток. – Костя сохранил озабоченный вид. Он всегда делает серьезное лицо. Даже когда принимает алкоголь в больших количествах. Одно слово – натура.

Я посмотрел на Татьяну. Она улыбнулась мне. Я улыбнулся в ответ, но больше ничего не ощутил. Снова перевел взгляд на Ольгу, которая рассматривала мою персону сквозь бокал с бегущими пузырьками. «Проклятье! У меня краснеют уши!…». Слава Богу, антракт уже закончился. Снова началось хаотичное движение подвыпивших людей. И это решило все проблемы. «You are so beautiful» – стонал Джо Коккер. Мы дружно двинулись танцевать.

– Разрешишь тебя пригласить? – приладилась ко мне Катерина

– Извини, но этот танец уже обещан мне, – Ольга научилась говорить все свои фразы совершенно ровным тоном. Еще один штрих к портрету Незнакомки.

– Ангажирован, значит.. Какая популярность у … – Катя отвернулась и начала строить глазки Павлу. Окончание ее фразы я уже не услышал. Все танцевали. Ольга плотно прижималась ко мне, и я начал терять ощущение реальности. Почти кошачьим чувством поймал на себе пристальный взгляд Любови Александровны – нашего ученого секретаря. «Смотрит и смотрит. Мне-то что». Голова Ольги прилегла на мое плечо. Мы молчали. Я перебирал глазами оставшуюся публику. Все были увлечены собой и, кажется, довольны – ритуал соблюден. И завтра мне можно отоспаться, и не идти с утра пораньше разбирать послепраздничный бардак и мыть посуду. Мне это простят. И самое лучшее, что еще остается – опустить на эту сцену занавес.

Мы шли по улице. Подсвеченные ночным светом улицы. Аптека… Город похож на огромные рабочие соты. К тому же тепло, и нет дождя. Мы свалили с торжественного сборища всей гурьбой и двигались к метро, весело перебалтываясь друг с другом.