Сергей Васильцев - Право на одиночество. Часть 1

– Слушай, а что у тебя с шефом?

– Ну, уж не любовь – это точно.

– Что не любовь, мы и невооруженными глазами видим. Как-то ты выпал из фавора.

– Значит, времечко пришло. Слишком близко сходиться с кем-то на службе – обрекать себя на верный скандал. Запиши себе где-нибудь. В будущем пригодится.

– Карнеги ты наш.

– Ну, Карнеги не Карнеги. А кое-чему выучился. На своей шкуре, между прочим. А этот твой Карнеги же и говорил: «Бойтесь тридцатилетних». Вот они и боятся.

– Каких тридцатилетних?

– Неважно. У нас сейчас акселерация с эмансипацией. Поэтому «бойтесь тех, кому двадцать пять!» А если серьезно, шеф, вынырнув из очередной загранкомандировки, вдруг остался без иллюзии незаменимости. Может ли у человека быть недруг больший, чем тот, кто лишил его иллюзий.

– Не много ли на себя берешь? Может, ты его ненароком еще и невинности лишил?

– Ладно, погорячился. Скажем иначе. Если оперился, да еще почирикать захотел, лететь тебе с насиженного места. По-другому не бывает. Сильнейший расталкивает всех остальных, и так возникает научная школа. Потом ему остается сидеть и бдеть (прости за выражение), чтобы новые дарования не народились.

– «Человек человеку волк», – процитировал Павел. – Возможно, ты и прав. Ладно, не горюй. В нашем болоте все равно все тиной занесет.

– Волки – они тоже в стаи собираются. Слушай, а где у тебя носовой платок?

– Какой?

– Ну, ты же мне сопли подтирать собрался.

– Опять хохмишь. Ты, дядя, сегодня весь колючками покрылся. Подожду, пока побреешься. Кстати, мне на автобус, – он по обычаю крепко сжал протянутую руку и вскочил в опустевшее транспортное средство. Меня ожидало чрево метро. И уже эскалатор медленно тащился вниз, вынося для рассмотрения текущие навстречу лица. «Я был всесилен как Саваоф, но мир оказался скуп. День разливался сотнями строф, но влился в одну строку», – такие выплыли мысли…

Возбуждение вечера медленно перетекло в усталость. Было достаточно поздно, и в электричке нашлись свободные места. Я плюхнулся на одно из них и, чтобы не уснуть, принялся разглядывать пассажиров. Прямо напротив сидела дама лет сорока пяти в дорогом бежевом плаще с большой ярко-синей сумкой на коленях. Это цветовое несоответствие сразу оцарапало мой взгляд. Но не только оно. Сумка была приоткрыта, и из нее высовывалась морда белого персидского кота. Глаза животного затравлено шарили по внутренностям электрички. Периодически кот издавал то ли вой, то ли хрип и начинал биться в своем узилище, стараясь выцарапаться наружу. Хозяйка пихала его назад и, когда ей это удавалось, задергивала молнию почти до отказа. Кот, совершив еще два-три бесполезных рывка, замирал, прильнув носом к оставленной щелке. Передышка. Женщина доставала носовой платок и раз за разом пыталась оттереть кровь с уже изрядно располосованных рук. Кровавые пятна заляпали всю сумку и полы плаща, но она не обращала на это никакого внимания. Кой-как обтеревшись, хозяйка снова пыталась дать своему любимцу возможность высунуть голову. Животное тут же повторяло свою отчаянную попытку.

– У него воспаление легких, – извиняясь, объясняла дама своей соседке, сердобольной старушонке с ошарашенным взглядом, – были мы сегодня у ветеринаров, а они только снимки сделали и отправили домой. Мол, завтра продолжим. А ему все хуже и хуже. Везу в неотложку. Господи, и так всего боится, а тут еще такое несчастье. Дышать ему… – Электричка тронулась, и я не расслышал окончания фразы.

«Почему она едет в метро, а не взяла машину? Или врача на дом? – Мысли проплывали вялые и пресные как кефир с похмела. – Или ухоженный вид – сплошная видимость. Остатки былой роскоши, да какой там роскоши – просто остатки. В то же время перс – большие деньги. Однако тварюжку жалко. Бестолковые эти бабы…» Кот немного приутих в своей камере. Женщина в очередной раз попыталась привести в порядок лохмотья кожи на руках. Безрезультатно. Соседка что-то тараторила ей в самое ухо. Было ясно, что хозяйка кота не разбирает ни единого слова. Не до того ей.

Сумка больше не шевелилась. И поэтому женщина заглянула в нее снова. Вот тут кот и рванулся. Рванулся так, будто пытался выдраться из собственного тела. Сбежать от кого угодно. Даже от смерти. Но хозяйке удалось перехватить и этот бросок. Она вцепилась обеими руками в уже наполовину появившегося из сумки зверя. И, несмотря на то, что кот, утробно визжа, кромсал зубами ее ладонь и, растопырив когти, отчаянно загребал лапами, погрузла его обратно. Животное сразу затихло. Она, не отпуская кота, осторожно перебирала пальцами его шерсть, и что-то по-матерински нежно шептала в сумку. Вдруг губы ее остановились, и глаза стали округляться, превращая лицо в трагическую маску. Женщина резким движением расстегнула молнию и выхватила из сумки перемазанную кровью белую тушку, поднесла морду кота к самому лицу и секунд десять смотрела на него