Сергей Васильцев - Право на одиночество. Часть 1

–

Почему несчастье всегда найдет голову еврея, и та голова как раз таки моя, – услышал я кряхтение позади себя, обернулся и осклабился:

–

Спасибо за поздравления, Эзра Давыдыч!

–

Вам все потешаться, молодой человек, – продолжилось брюзжание. – И вот ведь надо. Единственный, кто не пил, не курил, не говоря уже о женщинах. Ни Боже мой! А очки пропали.

–

Проблема … – начал, было, я.

–

Знаю, знаю, что Вы можете посоветовать, – не поддавался Эзра. – Так лучше идите и веселитесь. А нам – зрелым, даже и тут покой не найти, – с этими словами он сделал несколько шагов и исчез за рядами танцующих.

«Боже мой! Каким идиотом должен был выглядеть старик Аристотель в обнимку со своей молодухой… Надо бы не забыть это, если конечно дотяну до его возраста. И маразм меня минует… Маловероятно… Да… Не расстанусь с Комсомолом – буду вечно…» – была последняя отвлеченная мысль за праздничный вечер.

– Ну как, герой, отстрелялся? Поздравляю, – подсела ко мне Ольга. Она была как всегда эффектна, почти блистательна. Высокая шатенка в сером шерстяном платье, так подчеркивающем рельефность ее фигуры. Прекрасная как Лина Кавальери. Мы были знакомы уже тысячу лет…

– А ты что, еще не успела этого сделать?

– Ну, конечно, мое отсутствие тебя волнует также как и мое присутствие, – она шутливо надула губы.

– А, понимаю, ты хотела, чтобы твой голос звучал нежно и вкрадчиво. В толпе это не очень выходит. Прав? Но если у тебя появилось заблуждение, что я вообще что-нибудь внятно видел или слышал в последние два часа – забудь.

– А теперь?

– Теперь гораздо отчетливей. Вижу твои прекрасные черты… И другие части тела.

– Где?

– Где, где? А где им еще быть? В тебе что-нибудь изменилось? – я изобразил на лице учтивое беспокойство.

– Как был ехидной противным, так им и остался. Пойдем танцевать.

– Пойдем. Только в рот что-нибудь кину. А то я там, – мотнул головой в сторону оживленно болтающей местной научной элиты, – только рюмкой орудовал. При их сноровке закусывать некогда было, – и запихнул в себя изрядный кусок буженины… Жевал и вживался в новый виток Ольгиного внимания. Какой по счету – дай Бог вспомнить…

… С Ольгой мы сошлись еще на первом курсе института. В самый тот месяц, когда собравшиеся в студенческую массу подростки только начинают кучковаться и присматриваться друг к другу. Первые вечеринки. Первые знакомства. Общие ящики с картошкой на совхозных полях – черт знает, как это теперь называется, да и есть ли вообще.

Она была самой шикарной из всех своих подруг. Высокая – больше метра семидесяти – с жесткими до плеч, вьющимися волосами, которые днем были гладко зачесаны назад и собраны в пучок на затылке. А еще она с детства учила французский. Наверное, потому лицо ее было словно подсвечено горячим солнцем арльских виноградников. Эта головка с немножко хищным и чуть-чуть цыганским лицом произвела на меня впечатление вселенской катастрофы. Кролик, уже заглянувший в пасть к удаву – вот, пожалуй, единственное определение, которое могло бы подойти к моему тогдашнему бытию. Да, да, именно к тому, которое определяет сознание.

Женщины, пока мы их плохо знаем, представляются нам – сопливым и наивным – в образе загадочном, почти божественном. Тут можно начинать катать стихи о Прекрасной Даме или стонать о Лауре с Беатриче вместе взятых. И все это будет правдой. Потом эти правды меняются как часовые на посту. Но вначале… А вначале это «все» и угораздило со мой приключиться. Ведь я, как единственный ребенок в семье, вырос в напыщенного эгоцентрика и совсем не понимал женщин! Ставлю знак вопроса и все равно не знаю, что ответить. А тогда. Да я просто не соображал, как моя скромная персона может выглядеть в женских глазах. И страдал – дрожал, пыхтел, сопел, глупел и – надеялся.

И все это было и было – я тайком изучал каждую черточку ее лица, мог по памяти повторить все завитки маленького, слегка розоватого уха. И при всем при том боялся даже глаза на нее поднять, а не то чтобы подойти и заговорить. Смешно? Скажем так – смешновато. Кто бы мне это в ту пору растолковал? Ну, хоть попытался? Тогда бы я его – стервеца и прирезал!

Просто глядеть на нее, означало получать наслаждение. Бессмысленное, животное, не поддающееся никакой логике и тем более контролю. Любовь – это инстинкт – подсознательная способность выбрать себе парную самку? Чесотка на фоне необходимости продолжения рода? Пусть так. Все равно – это счастье. Это слишком хорошо. До неприличия хорошо. Я не мог удержать себя. И оттого комплексовал еще больше. Будто бы крал что-то, елозя глазами по ее фигуре. И поэтому потел и тушевался, когда всего лишь попадал с ней в одну компанию, и приходилось что-то делать и говорить. Какая тут к чертям физиология! Это вам не уверенное порно: «Поймал, отжался. Или наоборот. Отжался, а потом поймал»… Да, господа!