Олег Аникиенко - Горожане. Рассказы, заметки, миниатюры

А пока – вечер. Он придет и сегодня, раскинув свой черный платок с блестящими искрами звезд. И шагнут вновь прохожие в вечернем свете. И от этого света будет трудно видеть их лица, и особенно трудно – ГЛАЗА: одинокие, ждущие, скрытые легкой полоской таинственной тени.

Переговоры

Голос телефонистки ровный, бесстрастный, отчетливый. Но иногда в нем слышишь участие. В такие минуты она говорит с городом – неудачником.

Мы сидим, ожидая вызова, мы что-то думаем о себе и своих близких. Как они там? Что совершили? Люди входят в кабины, плотно закрыв за собой двери. Одни садятся удобней, включая свет; другие стоят, отворачиваясь и пряча лицо; третьи стараются говорить тише. И все-таки немного слышно. Какие-то отдельные слова, предложения…

Вон из тех кабин, слева, доносится:

– Алло! Мама? Кто это? Что с мамой?

– …красненькую купи, чтобы с полоской была, с шовчиком…

– Вы с ума сошли! Потрачены годы жизни…

– Ха-ха-ха… Получил! Никогда не забуду…

– …забыл ты меня… совсем забыл…

– Не смей! Я приказываю тебе… я прошу…

Легко, беззаботно плывут над нами чужие адреса. Мы сидим, укрываясь газетами, мы почти спим, утопая в удобных креслах. Непрерывно зовет Деревянск – ему срочно нужен наш город. Где он, Деревянск, в какой тридесятой области? И кто не спешит к нему на свидание? Тихий вздох неудачника витает над нами.

И снова в кабинах:

– Алло, мама! Что сказал врач? Что – о?

– …и что купили? Ну – у!

– Родила! Слышите! Здоровый!

– …умер… несчастный… упокой его душу…

– Да проверьте же линию!

И опять Деревянск нас выводит из задумчивости. Уже удачно прошли города – Москва, Тюмень, Самара… Все получают ответы. Лишь не везет Деревянску. А в кабинах люди:

– Восемь лет я одна… Видать, скоро…

– Год не дожил до пенсии. А оставил то… У-у-у!…

– Три дня! И я – в дамках! Живем!

– Алло, девушка! У нас еще минута!

Голос телефонистки становится суше, бесцветней, а поток абонентов не убывает. Люди выходят из кабин, не успевая стереть с лица обрывки мыслей и чувств. Сверху, с декоративного потолка, на них опускается скрытый свет ламп…

– Нет-нет, и не думай! Она не из нашего круга…

– Да, отец. Слышу. Сделаю. Ты – как?

– Ну и что, – сын? Деньги приняли? И не звоните…

– Мама, не плачь! У нас мало времени!

– Ничего не знаю! Никому не верю! Ни – ко – му!

И вот уже безнадежно: «По вызову Деревянска истекает время… Снимаю…» Все поднимают головы. Выходит, не дождался? Бывает. Впрочем, всегда есть кто-то чужой и последний. Всегда так было.

Ну, а ты сам? Чего боишься? Я поднимаюсь, делаю шаг вперед.

– Стоп! Есть ожидающий Деревянск. Я отвечу!

Я прохожу в лучах глаз к душной кабинке и беру трубку:

– Алло!

Мастерская

Если у тебя опять к вечеру разболелись ноги (когда это было – вчера? сегодня?), если опять ноет спина, а голова, точно свинцовый шар, – все равно не плачь. Что толку жалеть себя?

Ты погасишь свет надоедливо гудящих дневных ламп. Ты запрешь дверь на ключ. Уже никто не нарушит твой покой. Желтый круг светильника над столом выхватит из темноты угол комнаты. Оттого остальные стены, погруженные в сумрак, стараются исказить предметы. Напрасный труд. Ты знаешь их лучше, чем свои ладони. Это – твои инструменты.

Сейчас, когда мастерская принадлежит лишь тебе, здесь все иначе. Келья алхимика. Лаборатория. Вместилище тайн.

Тебя называют мастером, с любопытством поглядывая на привычно работающие руки. Пусть говорят. Но ты знаешь, сколько раз сбивал пальцы этот старый с промасленной ручкой молоток. Как рвет дерево неудачно заточенная ножовка. Как тяжело работать в спешке, жертвуя отделкой. А вон тот инструмент ты до конца не освоил. Терпи, еще есть время. Прибей свою тень неумелости на стене.

Зачем ты стараешься делать лучше? Деньги? Они никогда не манили тебя. Иногда ты берешь за работу, если клиент особенно скучен. Но никому не расскажешь, что этот воздух из форточки, принесший запах первого снега, или опавший осенний лист, как и мимолетный взгляд женщины, мелькнувшей в толпе, значат для тебя больше, чем новый дензнак. К чему это знать людям?

И вот тебя снова зовут: Эй! Помоги-ка! И ты идешь, потому что знаешь, надо делать и делать хорошо. А когда закончишь, люди подумают, – ну вот, ушел плотник. А ты не плотник. Ты – поэт. Это еще одна твоя тайна. И пусть люди ценят материальное. Стол, стул. Исправленный шкаф. Настоящее глубже, оно не ломается.