Елена Тара - «Крутится-вертится шар голубой»

Забытая клубника в ведерке плакала кроваво-красным соком. Он же не мог оторвать от этой женщины глаз – она была его мечтой, его наградой, счастливым билетом который однажды судьба выдала ему, словно натешившись, наконец, опоминалась и принялась наверстывать упущенное, пытаясь искупить все то, что натворила.

Он смотрел на нее и видел прекрасные глаза, которые казались чуть прищуренными из-за высоких скул, доставшихся ей, вероятно, от татарских предков; он не мог оторвать взгляд от бровей, дерзко разлетающихся к вискам в неповторимой дуге; он любовался гладкой упругой кожей, в угасающем свете дня завораживающей матовым сиянием; лицо обрамляли непокорные густые локоны, волнами скользящие по плечам, подчеркивая стройную линию шеи, которая упиралась в четко очерченный подбородок.

Она была рядом, но не с ним, она смотрела, но сквозь него. Он не мог проникнуть в ее мир, который вдруг закрылся для него, стал чужим… Или он стал чужим для нее? Она словно отталкивала, гнала его от себя – молча, безжалостно, навсегда.

Он коснулся руки, ее руки, которая еще недавно обнимала его, нежно блуждала по его волосам, загребая их пальцами словно расческой. От этих прикосновений он замирал, млел, таял и уносился далеко-далеко, туда, где все расплывалось, как за стеклом, по которому стеной сползал ливень, куда память порой отказывалась пускать его, но иногда, будто дразня и играя, приоткрывала свои потайные дверцы и небольшими порциями выдавала ему воспоминания из той, из прошлой жизни, из жизни до нее…

…когда с ним рядом была ТА, другая, которая точно так же, задумчиво улыбаясь, перебирала его волосы. И тогда на его голове зарождались мурашки, медленно начинали ползти по шее, вдоль спины, и наконец, восторженно разбегались во все стороны, брызгами салютов рассыпаясь по всему телу, наполняя его умиротворенным блаженством…

Она была для него всем, целым миром. Она жила для него. Она любила его беззаветно, без всяких условий, просто потому, что он есть, просто потому, что он – ее. Он ждал каждой встречи с ней, и каждый день, каждое мгновение, проведенное вместе, наполнялись головокружительным счастьем. Эти встречи были для него волшебной сказкой, сказкой с продолжением, которого он каждый раз ждал и каждый раз боялся, что этого продолжения не будет…

…В первый момент Диана никак не отреагировала на его прикосновение. Это придало ему смелости, и он нерешительно начал поглаживать ее великолепную, совершенную руку, утонченные пальцы с бледно-розовыми ногтями идеальной формы. Ее губы дрогнули и неопределенно скривились – то ли в удовольствии, то ли в раздражении. Он воспринял это как поощрение и сжал ее руку в своей. Она резко дернулась, бросив на него возмущенный взгляд.

– Не смей больше так делать!

Он встал и в растерянности отошел к окну.

Его мучила ситуация невозможности понять ее: она то привечала, то гнала прочь, то игнорировала его. Хуже всего было это равнодушие, которое в последнее время все чаще и чаще исходило от нее. Оно обдавало холодом, парализовало мысли и действия, ввергало в тупое отчаяние. В такие моменты пространство, в котором они находились, превращалось в космический вакуум, в котором не существовало каких бы то ни было чувств; в этом пространстве не было ни прошлого, ни будущего. Он зависал в этом вакууме, и жизнь останавливалась, и он безнадежно страдал от того, что не может ни на что повлиять.

Чтобы отвлечься от разъедающих душу мыслей, он понес ставшую вдруг ненужной и бессмысленной клубнику на кухню, переложил ягоды в дуршлаг, подставил под струю воды и стал смотреть, как красные потоки закружили в раковине; затем закрыл кран, механически распахнул шкафчик с посудой, уставился на стопку тарелок и стоял так какое-то время. Наконец взгляд зацепился за яркую пиалу, которую он недавно подарил ей по какому-то случаю и которая ей вроде бы понравился. В прошлый раз этот подарок вызвал у нее положительный эмоции, значит надо положить клубнику в пиалу и предпринять новую попытку. Клубника плюс пиала – вдруг это поможет, со свойственной рациональностью рассуждал он.

Диана благосклонно посмотрела на его подношение, даже улыбнулась – ему ли? Взяла самую крупную ягоду и положила в рот. По подбородку потекла кровавая дорожка сока, но она этого не заметила. Тогда он ладонью поспешил остановить струйку и, пытаясь навести порядок, стал неловко размазывать сок по ее подбородку.

– Я сама, – опять улыбнулась она, но при этом ничего не сделала. Он поколебался, и еще несколько раз провел рукой по ее подбородку, добившись, с его точки зрения, достаточной чистоты. Решив, что свой покладистостью она подала ему знак, он немного осмелел, взял из салатника ягоду и поднес к ее губам. Ее улыбка уже не исчезла, она осторожно приняла ягоду полуоткрытым ртом и блаженно принялась перекатывать ее во рту.