Даша Берег - Happyend

Пакетики давно перестали отдавать цвет, а Аня всё подливала и подливала кипяток в кружки. Оба хотели спать, но продолжали вялый диалог. Чтобы не клевать носом, Алекс вспоминал, когда был в этом доме в последний раз. Десять лет назад, на похоронах матери, вот когда.

Ему было двадцать пять, жизнь только пошла в гору. Позвонила Аня, с помощью которой с ним поддерживалась связь, сообщила о дате похорон, и намекнула, что его не ждут. Он, конечно, приехал. Иры тогда уже не было в живых, а Вова мотал третий срок, но именно Саше отец сказал:

– Ты разбил матери сердце.

Отец сказал:

– Убирайся.

Отец сказал:

– Ты мне не сын.

Свой изъян – тогда Алекс не мог подобрать другого слова – он почувствовал рано. Сначала это казалось наваждением, но год от года изъян только креп, набирался сил, просился на волю. Лежа без сна в своей комнате, Шу, а потом Саша, мучился вопросом: «Почему я такой?». Он пытался гасить в себе самого себя – методично, основательно, но огня в руках не утаишь.

А сейчас в этой комнате, вобравшей в себе всю горечь его взросления, умирал отец.

Алексу тридцать пять. У него хорошая работа, просторная квартира рядом с метро. Три раза в неделю он ходит в спортзал, пару раз в год ездит в отпуск. Алекс любит осеннюю Европу. Но, самый благополучных из четверых, именно он оказался неугодным.

Аня звала его год, полгода назад.

– Он тебя ждет, – говорила она, и как бы Алекс не старался унять дрожь, телефон всё равно выскакивал у него из рук

– Ему осталось не больше недели, – сказала она в последний раз, и, помолчав, добавила:

– Мама его боялась, мы ведь все его боялись… Она простила тебя перед смертью.

Ночь подходила к концу. В одной из комнат проснулся Анин внук и его плач лезвием разрезал тишину, осевшую в доме. Разговор давно исчерпал себя, но Аня всё продолжала сидеть за столом, и тени под её глазами казались черными колодцами. Алекс знал, про что она хочет, но всё не решается заговорить – про то, что будет после. Про квартиру.

У Ани большая семья. Но он, Алекс, вроде как тоже имеет на неё право?.. Он давно подумывал об ипотеке, и сумма, равная его доле, могла бы стать пусть скромным, но стартом… Аня иногда звонила, просила денег, и он всегда старался помочь.

– У меня не такая большая зарплата, – мягко ответил он, когда в последнюю свою просьбу Аня перегнула палку, на что она ляпнула:

– Я думала, все геи хорошо зарабатывают.

Потом она извинилась, и больше денег не просила.

Аня постелила ему в зале. За окном светало. Он долго смотрел на бельё в цветочек, но спать так и не лёг. Алекс пошел к отцу.

Он шёл по коридору, и с каждым шагом его имя теряло буквы, а сам он – года, и вот уже маленький Шу стоит перед дверью в жёлтых сандаликах. За дверью – отец. За дверью – прошлое. Обиды, боль. Одиночество.

Семья.

Отец ещё спал. Одного взгляда хватило, чтобы понять – он уходил. Александр, Алекс, Саша, Шура, Шу – чёрт его знает, кто, опустился на пол рядом его кроватью и закрыл глаза.

«Как ты мог!» – хотелось кричать ему, но он только сильней сжимал губы. – «Как ты мог от меня отказаться, лишить дома, семьи! Ты не бросил Вовчика – ни когда он баловался травкой, ни когда сел за распространение, а потом за воровство и убийство по пьяни. Ты до последнего боролся за Ирку, и даже когда из-за наркоты она перестала быть человеком, ты от неё не отказался. Ты не отказался от Ани, по глупости загубившей свою жизнь. Нет, ты отказался от меня, одним днём, одним часом, и только потому, что мои сексуальные предпочтения отличались от одобренных тобой! Ты говорил, тебе стыдно перед людьми. Почему именно из-за меня?»

Жёлтые сандалики, звездное небо. Алексу хотелось похвастаться перед отцом своими успехами, хотелось рассказать, как больно было уезжать из родного города и как страшно и тяжело жить в чужом, но он молчал.

– Са-ша… – прошелестел отец и протянул к нему руку. В утреннем свете она казалась прозрачной.

Спустя много сеансов психотерапии, а, главное, много лет жизни в большом городе, Алекс перестал ощущать свой изъян, как изъян. Он принял себя, и теперь хотел прощения и такого же принятия – от отца.

Но сейчас, сжав его невесомую руку, Алекс понял, что приехал сюда не для того, чтобы стать прощённым, а для того, чтобы простить.

Простить и проститься.

Отца не стало четыре дня спустя. Алекс отписал свою долю в квартире Ане и собрал вещи.

Он вышел из дома затемно. Качели. Голубятня. Мальвы. Старый тополь. Он оставлял в городе свое детство, семью, дом – почти всё, что у него было, но взамен смог, наконец, простить. Легче не стало, но без этого нельзя было идти вперёд. У всего в жизни есть цена. Свою он заплатил.