Даша Берег - Happyend

Но на кухне было пусто. Натка зябко повела плечами и потянулась за туркой, но ни ее, ни банки с перемолотым кофе на привычном месте не было. Желудок предательски заурчал, прогнав наваждение. И точно. Ни Олега, ни кофе в ее жизни давно нет.

Завтракать расхотелось. Натка поплелась в ванную и долго разглядывала себя в зеркале, вспоминая, зачем она опять решила худеть, и, самое главное, почему они с Олегом расстались.

«Хочу похудеть и почистить зубы», – говорила Натка, крутясь перед зеркалом миллион лет назад, а Олег отрывался от компьютера и крутил пальцем у виска.

«Зубная паста в ванной», – отвечал он, игнорируя начало фразы, но потом на пару с Наткой ужинал безвкусной грудкой и огурцами. Собственно, более-менее похудеть у Натки получалось, только когда они жили вместе, хотя Олег и говорил, что это никому не нужно.

«Мне нужно», – почти плакала Натка, пытаясь сосредоточиться на кресс-салате, а не огромном синнабоне, всплывающем зачем-то в ее голове.

Олег пожимал плечами и накладывал себе новую порцию салата. К концу месяца на нем болтались все джинсы, а Натка так и не могла влезть в сорок четвертый размер.

И вот она, оказывается, уже одна. Следов мужчины в квартире нет – ни тапочек, ни пены для бритья, значит, совсем одна. Натка посмотрела на свои руки, ноги, талию и вдруг впервые задумалась – а что не так с сорок шестым? «Сорок шестой размер – мой самый любимый размер», – говорил Олег. «Хочу сорок четвертый и почистить зубы», – смеясь, отвечала ему Натка, а Олег почему-то не улыбался.

Натка помнила, что в грудке сто тридцать семь килокалорий, а в кусочке шоколадки – двадцать восемь, но почему Олега больше нет в ее квартире, вспомнить не могла. В голову лезла всякая ерунда – ночь, сладкий, сваренный Олегом кофе, снежное конфетти в свете уличного фонаря, один плед на двоих и ее рука в его руке.

И Натка решила сделать невероятное.

– Наташа? – удивился голос Олега в телефоне. На заднем плане истошно пищал ребёнок.

– Знаешь, мне приснился сон…

– Я тебя не слышу! У меня же теперь дочка! Перезвоню позже, хорошо?..

Дочка… Три года прошло, у нее все по кругу, даже цифры на весах остались прежними, а вот Олег вышел на прямую.

Натка разглядывала экран телефона, пока в глазах не зарябило от цветных иконок.

– Знаешь, – сказала она иконкам, – мне приснился сон про мир, в котором не было кофе. А потом я поняла, что он про мир, в котором не было тебя. Нас. Ты помнишь, почему нас не стало?..

За окном не падал снег, потому что было лето. Натка включила чайник и начала собираться на работу.

Он шёл по коридору, и с каждым шагом его имя теряло буквы, а сам он – года, и вот уже маленький Шу стоит перед дверью в жёлтых сандаликах.

Алекс прилетел за полночь. Вышел из такси на автобусной остановке и пешком пошёл до родительского дома. Его встречала окраина провинциального города – приземистые блочные дома, покосившиеся лавочки, окурки и развешенное бельё во дворах, но Алекс видел другое. Ветвистые тополя, пух от которых устилал дороги белой простыней. Розовые мальвы в огородах возле пятиэтажек. Старая голубятня. Скрипучие качели, на которых, разогнавшись, можно было долететь до солнца. Алекс любил этот город, но все в нём причиняло ему боль.

Открывшая дверь Аня в тусклом свете казалась старухой. У них с Алексом пять лет разницы. У Ани трое детей, а в прошлом году, в свои сорок, она стала бабушкой. Её жизнь никогда не была простой – ранний брак по залету, тюремный срок первого мужа, игромания второго, болезни родителей. Выживание от получки до получки, бег на месте, и так каждый день, из года в год. Мир за пределами родного города Аня видела только по телевизору, и за собственными бытовыми проблемами ей было на него плевать. Она провела Алекса на кухню, налила чая, и с равнодушным лицом стала задавать дежурные вопросы. Вряд ли её за это можно было винить.

У родителей их было четверо. Вова и Ира, близнецы, Аня, на десять лет младше, и Саша, поздний, заласканный сын. Отец с матерью много работали, но дети были сыты, одеты и счастливы. Должны были быть. Что-то пошло не так, начиная со старших, и семья начала расслаиваться, как перестоявшее молоко.

Саша был отцовским любимчиком. Домочадцы звали его маленьким Шу, но для строгого, консервативного отца он всегда был Сашей. Только для младшего отец изображал лошадку после тяжёлой смены, только Сашу брал с собой на рыбалку, и они вместе готовили нехитрый ужин и искали на небе созвездия из школьного атласа. На Сашу возлагались большие надежды, собственно, как и на всех остальных, но именно его падение все эти надежды перечеркнуло. Словно это он, маленький Шу, подписал семье приговор. Словно это он всё испортил.