Геннадий Локтев - Времена и пространства

Дальше все как в страшном похмельном сне. Выхожу из машины. Мяч скачет по дороге. Мальчик лежит на асфальте. От его головы растекается кровь, и как мне показалось, вытекает что-то еще.

Как страшно! Об этом даже сейчас страшно вспоминать.

Собирается толпа зевак, голова моя тяжелеет, в глазах переливаются разноцветные сполохи.

В толпе людей, неожиданно для себя, вдруг замечаю дедушку. Дедушку, которого не видел лет уже тридцать. Я удивлен и его появлением, и его внешностью. Он ни капельки со времени нашей последней встречи не изменился. Те же густые, прокуренные усы, те же многочисленные морщины на лбу и по всему лицу, те же мешки под глазами. И мне кажется, что ни одной морщиной с тех пор не стало больше. Он укоризненно качает головою, потом подходит ко мне, гладит меня по голове и произносит фразу, знакомую мне с детства.

– Кони, впряженные в наши телеги, не идут сами по себе, кто-то управляет ими, – дед поднимает глаза к небу.

Под телегами он подразумевал раньше и, как видно, подразумевает сейчас наши судьбы.

Минуту спустя я с высоты своего роста падаю, но падаю я не на асфальт, а куда-то дальше, то есть ниже его. Возвращаюсь я из темных глубин уже сюда, на эту кровать, в палату с белым потолком и ядовито-синими стенами. С большими окнами, с решетками на них.

И вот, я здесь почти уже год.

Меня здесь все тяготит. Но покинуть эти стены я не могу. Меня утешает наш доктор, Сергей Владимирович, пока, мол, не могу.

Я постоянно жду пятниц, в эти дни приезжает в гости ко мне жена, а с нею иногда наш сын. Я очень по ним скучаю. Скучаю по нашей квартире. Много здесь читаю, даже стал писать в последнее время. Так, ничего серьезного, просто подслушанные мною мысли и фразы.

Я мечтаю о домашней ванне, о крепком чае с лимоном и с малиновым вареньем. Я страстно мечтаю о горячем, но нежном женском поцелуе.

Записки из… Забавник.

Забавник.

Снился хороший сон, но солнечный свет разбудил меня, сон прервался, не запомнился в частностях, осталось лишь «послевкусие», что он был хорошим. Тоскливо возвращаться из радостного небытия в настоящее. Тем более такое настоящее, как мое. Но я проснулся как раз вовремя. В палате находился доктор с медсестрами. Был утренний обход пациентов. Значит, всё равно разбудили бы меня.

Доктор присаживается рядом со мной.

– Здравствуй, герой! Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Ну, так уж и нормально? Слышал, опять гость к тебе приходил?

– Приходил.

– Печально. Я считал, что дела наши стали выправляться. Давно его не было. И что он тебя достает? Пора бы и честь знать!

– Ну, почему достает? Он же мой дедушка.

– Ну-ну, не буду спорить. Простой вопрос тебе, сколько же ему ныне лет?

Не дожидаясь моего ответа, доктор поднимается, чего-то негромко говорит медсестре, та делает пометки в своей тетради, врач идет дальше.

Вот это вопрос! А я и не знаю, сколько ему сейчас лет. Восемьдесят? Девяносто? Да хотя бы и сто! На что он намекает? Дедушка жив. Я чувствую его материальность. Она в его фразах, она в его усах, она в его ладони.

Сергей Владимирович, по привычке, после меня хотел присесть к кровати Забавника, но та постель уже пуста, пустует она почти неделю. Доктор проходит к следующему больному.

В субботу с Забавником случилось что-то страшное. Около него, лежащего на полу, сначала покрутились медсестра, потом пришел дежурный врач, после чего Забавника санитары перенесли из нашей палаты куда-то в другое место. А куда его можно от нас перенести? Мне санитарка тетя Вера не ответила, где теперь наш сосед, лишь грустно улыбнулась, провела ладошкой по моим волосам.

– Лежи. Не думай ни о чем. Поправляйся! У каждого своя дорога! Конец этой дороги у всех один.

Понятно.

Жаль Забавника. Хотя он сильно досаждал иногда. Все равно жалко.

Он появился здесь позже всех соседей по нашей палате и почти раньше всех нас покинул ее. Тощим он был до невозможности. Казалось, на его голый скелет взяли и просто набросили кожу. Не натянули, а небрежно накинули. Кожа была слишком велика для этого скелета поэтому где только могла, она свисала складками. И под подбородком, и на щеках, и на оголенных тонких костях рук.

Забавник совершил преступление. Он несколько лет назад выстрелил из охотничьего ружья в свою жену, застав ту с посторонним мужчиной. Хреновым он был стрелком, попал в незадачливого любовника. Мужчина отделался тяжелым ранением, но выжил. Забавника же, конечно, посадили.

Он не выдержал и двух лет своего наказания. Серьезно чем-то заболел. Его перевели из мест заключения в спецбольницу, а потом и к нам.