Мы, чтобы не признавать свои ошибки и промахи, киваем на него: чёрт дёрнул, чёрт попутал. И вообще, чёрте-что, чёрте-почему и чёрте-как.
Все трудности стали легко объяснимы: чёрт их не разберёт, а если сунется, то ногу сломит. Чёрт знает, что такое. А главное, чёрт никому не брат.
Удобно. Только появится чёрт под рукой, сразу всё идёт, как по маслу. Он тебе и виновник, и знает обо всём, а если накипело, помогает ругнуться так, что чертям тошно. Или послать к чертям собачьим, отправить к чёртовой бабушке, скомандовать: «Чёрт побери!» И разом для всех: «Черти полосатые». Кукла – так чёртова, перечница – туда же. Любой вопрос теперь прост. Какого чёрта? За каким чёртом? На кой чёрт? На черта?
Если отругает жена своего муженька да захочет помириться, так ласково кличет: «Чёртушка ты мой!»
Непрошеный гость нынче уж сам по себе не явится – его черти носят, черти приносят, и даже заносят. Но всегда он, как чёрт из табакерки. Чёрте что.
Сами черти тоже не промах. То в глазах запрыгают, то в тихом омуте заведутся, то понесутся от ладана, то на сковородке завертятся, а то возьмут, да и рассыплются мелким бесом.
Вот так. Без них никуда. А заартачатся вдруг, мы им такое «на зло» устроим, что чертям тошно станет. И у чёрта ни на рогах, ни на куличках не спрячутся.
Бестужин был не на шутку раздосадован. Да, приглашение к Волконскому случилось очень кстати. И Анастасия Фёдоровна по пути в оперу заглянет. «А мне бы только минута и нужна!» – ещё более раздражаясь, хмурился граф, кусая пухлые губы.
В груди у него трепетало. Долгожданная, так необходимая встреча сулила немыслимую жертву. Графиня вздорна и на дух не переносит запах курительного табака. Учует, – прощай благосклонность. Помня об этом, Бестужин откровенно злился. Ему с утра страсть как хотелось курить.
В дверь постучали.
– Ну?
Егор, аккуратно держа перед собой начищенные до блеска сапоги, бочком протиснулся в гостиную и, с поклоном ставя их у дивана, почти прошептал:
– К вам, вашсятельство, посыльный.
– Ну, так зови скорее.
Через минуту перед графом, развалившимся на подушках в позе скучающего фавна, уже стоял по стойке смирно юноша с пакетом. Всё так же хмурясь и с досадой в голосе, хозяин протянул руку.
– Что там у тебя?
– Письмо. От князя.
Бестужин мельком глянул на конверт, потом на фельдъегеря и, кажется, узнал его. А! Да-да, это же тот самый кучерявый молодец с лицом смуглым, как у эфиопа. Откладывая письмо в сторону, он вдруг заинтересовался:
– Уж не ты ли, братец, тот герой, что тешит девиц остроумными прибаутками, а?
– Шутка не грех, а добрая и того менее, ваше сиятельство, – отвечал молодой человек, глядя прямо в глаза.
– Ишь ты! Слыхал, слыхал, – граф не любил таких, но вдруг смекнул, что хорошее выраженьице для сегодняшнего вечера лишним не будет и приказал:
– Что ж, изволь-ка придумать мне экспромт. Молодой человек, не сделав ни единого намёка на движение, каким обычно сопровождают смущение или желание попросить время на раздумье, тут же выпалил скороговоркой:
– Дети на полу – умный на диване.
Бестужев сжал губы, приподнял одну бровь и, не замечая хитринку во взгляде собеседника, повторил:
– Дети на полу – умный на диване? Да что ж тут остроумного?
Посыльный тем временем молчал. Заподозрив подвох, Бестужин повторил снова, растягивая по слогам:
– Де-ти на по—лу – умный на диване.
И ещё несколько раз, пока не уловил второй смысл:
– Детина полу-умный на диване!
И, обрадовавшись собственной догадке, расхохотался, хлопая ладонью по подушке.
– Ах ты, шельмец! Так и знал, что не зря о тебе слухи ходят. Как звать?
– Александр! – ваше сиятельство. – Пушкин.
– Уж не про меня ли ты выразился?
– Никак нет, Ваше сиятельство. Шутка.
– Шутка! – всё так же с хохотом крикнул хозяин. – Знаешь, а пошёл-ка ты, Пушкин, вон! – Убирайся, сукин сын. Насмешил вволю.
Фельдъегерь бодро кивнул и выскочил за дверь.
«К чёрту курево. Поеду, расскажу. Ох, любит Анастасия Фёдоровна эти шутки», – Бестужин лихо ввернул правый ус и позвал:
– Егор! Одеваться.
Нормальных зверей в зоопарке, как солнечных дней в ноябре. А остальные – глаза бы не глядели. Не нравятся мне их рожи. Ох, не нравятся.
Эти, к примеру, стоят, жуют жвачку свою дурацкую, а глаза кроличьи. Жирафы, одним словом. Надо же, как сглупила эволюция – тыщи лет для них старалась, шеи вместе с мозгами аж на три метра от желудка вытянула, а в итоге? Теперь тёте Варе приходится сено чёрте куда поднимать. Они, видишь ли, гурманы, иначе не едят. И рожки на голове! Рожки-то зачем? Не люблю жирафов. Прям терпеть не могу.
Читать дальше