Свекровь никак не отреагировала на эту провокационную дразнилку, а все взгляды теперь были прикованы к этим свёрткам в грязной газетной упаковке. Там действительно были деньги! И – немалые, по тем советским временам! В малом пакете оказался подарок от дяди в сумме 25 тысяч рублей в советских дензнаках. В большом – подарке от Олиного отца – 50 тысяч рублей!
При средней, и к пожизненно приговорённой зарплате в 120 рублей в месяц, такую сумму денег можно накопить лет так за 50–60. И это в том случае, если всё откладывать в «кубышку», и ничего не есть, питаясь святым духом. А если откладывать половину зарплаты (кушать-то всё равно что-то надо!), то потребуется 100 лет, не меньше! А одеваться на что? А то, да сё? Тогда такую сумму можно скопить лет так за двести…
Так долго живут только черепахи и вороны. И им, в смысле черепахам и воронам, деньги ведь совсем не нужны! А здесь, в грязных газетных упаковках – 75 тысяч рублей! Неслыханная сумма! Невиданное приданное… и вся жизнь ещё впереди!
В комнате опять воцарилась гробовая тишина! Васина мама остекленело переводила взгляд с пушнины на деньги и обратно, и подняв потяжелевший взор, невидяще посмотрела на свою нелюбимую сноху, которая скромно и устало сидела в конце свадебного стола в полном одиночестве.
– Што ж ты там сидишь одна-одинёшенька-а? А?… Красавица ты наша сибирска-я! Што ты там клюёшь-то с блюдечка, словно цыплёно-че-ек? Миниатюрненькая, ты на-ша! Да тебе ж о здоровьице думать-то уж по-ра! Поешь-ка вот этого вкусненького и полезненько-го! Да где ж этот дурень-то? Жену-красавицу одну-одинёшеньку оставил, бесты-жи-ий! – Всплеснув руками, тоненьким голосом запричитала свекровь, суетясь над уже любимой и красавицей неписанной снохой (и никакая она не лилипутка вовсе-то. Просто она такая вот – «миниатюрненькая»!)…
…И стали они все жить-поживать, да добра с детишками – рыженькими и косоглазенькими – наживать!
В пору, когда я учился в Ленинградском училище связи, осенью нас отправили на уборку картошки в один из колхозов в Ленинградской области. Картошка, как картошка, с обычным лагерным проживанием в полевых условиях, и с обычными приключениями в те молодые годы, с ночными дискотеками и походами в сельский магазин за вином и водкой. И был среди нас один якут – Федя, он попал в эту «путягу» – училище – после неудачного поступления в ВУЗ, как многие из нас. И был он до чрезвычайности невозмутим во всех обстоятельствах и рассудителен. Весьма рассудителен. И было это, видимо, его наследственным достоянием…
Фёдор родился и вырос в глухой и далёкой тундре в семье оленеводов. Он жил самой обычной жизнью оленевода, жизнью, которой жили все его предки с самого своего существования, а возможно и с самого сотворения мира. Он иногда учился в школе, проживая в интернате в большом городе, но, тоскуя по родной тундре и таким же родным оленям, частенько сбегал от цивилизации. На перекладных, где-то с геологами, где-то как-то и с кем-то, он всегда возвращался в родное стойбище, к родному укладу жизни.
А отец его, увидев возвратившегося сына, совершенно спокойно так говорил: «Пришёл, однако!». А как его десятилетний сынок прошёл за неделю триста километров по непроходимой тайге и по безжизненной тундре, его не интересовало. Главное – пришёл. Однако!
Жизнь в суровых природных обстоятельствах лишила их эмоций. И они, народ, проживающий свою жизнь в этих суровых условиях, научились просто жить, и просто радоваться маленьким человеческим радостям, не проявляя эту радость наружу, на обозрение всем. И эта способность, способность не выставлять на всеобщее обозрение свои эмоциональные вспышки, будь то ярость, гнев, страх, либо любовь, с течением времени превратилась в обычную рассудительность…
Когда Федьке стукнуло семнадцать лет, местное районное руководство из отдела народного образования решило одним ударом решить двойную проблему. Из-за него у райОНО были плохие показатели: из-за того, что он постоянно сбегал из учебного заведения – интерната, он не сможет получить полного образования. После среднего обязательного, ведь нужно ещё дать образование советскому трудящемуся, независимо от его собственного желания – хочет он этого или нет. А этот постоянно сбегает. Сколько якута не корми, а он всё в тундру смотрит! А если его отправить по государственной программе в поддержку малых народов СССР учиться в ВУЗе, то пусть с ним там и возятся, решают, как ему дать это самое образование.
Читать дальше