– Ну, как дела с клубом? – с ходу спросила она расстроенных друзей.
– Пролетели, как фанерка над Парижем, – в своей обычной манере ответил Игорь.
– Жалко, – на Риммином лице появилась гримаска огорчения, – идея-то хорошая!
– Рогов всего боится, – с едва сдерживаемой злостью вступил в разговор Павел, – и разрешения не даёт.
– А зачем нам обязательно разрешение? – спросила Римма, – разве мы не можем просто взять и собрать клуб?
– Где мы его соберём? У нас даже помещения нет! – тяжело вздохнул Павел.
– Если дело только в помещении – я могу помочь, – сказала вдруг Ната.
Все посмотрели на неё, как будто только что заметили.
Нату в их компании воспринимали не очень серьёзно, что было несколько странно, потому что, по сравнению с Риммой, она была девушкой яркой и выразительной. В отличие от подруги, Ната не любила брюк и носила подобранные со вкусом платья, юбки и жакеты, подчёркивающие её ладную фигуру. Волосы она не стригла, а чуть подрезала и завивала, и они падали тёмно-каштановой волной на плечи, обрамляя немного вытянутое лицо с высокими скулами и тонким носом. Светло-карие, немного зеленоватые глаза всегда смотрели приветливо-вопрошающе, как будто она чего-то от вас хотела и предоставляла вам право самим понять, что именно.
Молчание длилось не больше минуты, но друзьям показалось, что мимо них пролетел не один тихий ангел, и не один милиционер родился на просторах их необъятной страны.
– А с этого места попрошу поподробнее, – прервал затянувшуюся паузу Игорь. – Тётя из Америки виллу на Лазурном берегу в наследство оставила?
– Почти, – засмеялась Ната, – только не тётя, а бабушка, не виллу, а квартиру, и не в наследство, а цветы поливать.
Оказалось, что бабушка Наты серьёзно заболела, и родители перевезли её к себе, чтобы она была под присмотром, а Нате вручили ключи и поручили ездить на квартиру к бабушке два раза в неделю поливать цветы.
Вся компания немедленно поехала осматривать так удачно подвернувшееся помещение.
Ехать было недалеко – четыре остановки на трамвае, при желании можно и пешком дойти.
Сталинский пятиэтажный дом абрикосового цвета стоял, повернувшись одной стороной к тихой улочке, по которой ходили трамваи, а другой – в уютный дворик, заросший сиренью и чубушником, заставленный покосившимися чуланчиками и металлическими гаражами.
Квартира поражала своими размерами: трёхметровые потолки с лепниной, большая прихожая с огромным шкафом, просторный зал с двумя широкими окнами, круглым столом в центре и пианино в углу. В одну сторону от прихожей располагались ванная комната с газовой колонкой и старинной чугунной ванной, неожиданно тесный туалет и длинная, похожая на кишку кухня. В противоположном направлении убегал узкий коридор – там были ещё какие-то комнаты, но туда Ната никого не повела, а друзья решили не наглеть. Люстры, обои, мебель – всё в квартире было добротно и качественно сделано в лучших традициях пятидесятых годов, когда, видимо, всё это покупалось и наклеивалось, но с тех пор всё успело устареть и обветшать – и квартира оставляла противоречивое впечатление былой роскоши и сегодняшнего запустения.
– И кто же у нас бабушка? – присвистнул от удивления Игорь.
– Скорее уж дедушка, – грустно ответила Ната, – он был генералом, героем Советского Союза, в его честь даже улицу назвали.
Друзья с восхищением смотрели на Нату, открывшуюся им вдруг с неожиданной стороны, а одновременно на большую комнату, на широкий стол, на зелёный абажур над ним. Картина напоминала им обстановку рабочих кружков начала двадцатого века – и так хотелось скорее провести заседание своего клуба!
Через неделю за этим столом собрались ребята и девчонки с их курса – всего человек десять. Ната заварила чай и поставила на стол вазочку с печеньем. Молодые люди были на редкость торжественны и серьёзны, как будто всеми овладело чувство причастности к чему-то великому, что совершается на их глазах и в чём им посчастливилось участвовать.
С основным докладом выступил Павел. Суть его выступления заключалась в том, что понятие «общенародное государство» ненаучно и скрывает классовую сущность того явления, которое обозначает. По факту же в Советском Союзе образовались два основных класса: партийно-советская номенклатура, с одной стороны, и трудящиеся, с другой.
– Советская номенклатура превратилась в новый правящий класс, – развивал основной тезис своего доклада Павел, – ни Маркс, ни Ленин не говорили ни о каком «общенародном государстве». Либо «диктатура буржуазии», либо «диктатура пролетариата» – третьего не дано. На мой взгляд, наше «общенародное государство» больше напоминает первое, чем второе.
Читать дальше