Юрий Андреев - Кружева из Брюгге

Со старыми друзьями лучше дел не иметь, иначе их потеряешь, но на этот раз, мечтая под любым предлогом исчезнуть с глаз Леры хоть на несколько дней, Димыч решился.

– Согласен и даже бензин оплачу, – быстро ответил он, чтобы приятель, не дай Бог, не передумал. – Только я из своей студии двину. Если еще помнишь, это рядом с проспектом Мира, от Садового недалеко, – на другом конце провода хмыкнули и положили трубку.

Валька как был, так и остался человеком непредсказуемым. Когда-то они соседствовали квартирами в одном из больших серых домов на Автозаводской, а в школе сидели за одной партой. Видимо предчувствуя, что в недалёком будущем будет водить машину, Валька всегда выбирал место слева у окна. Он был единственным ребёнком в семье обеспеченных родителей, много читал и привык во всем первенствовать. Димыч всегда молча признавал интеллектуальное превосходство друга и единственное, в чем его превосходил – это искусство рисования. Часто во время уроков он делал на полях тетрадки зарисовки учителей и отвечавших у доски учеников, удивительно точно схватывая позы и выражения лиц персонажей. Фигурки выходили смешными и вызывая живейший интерес одноклассников на переменках.

Именно это обстоятельство странным образом не давало покоя Вальке, творческая натура которого требовала постоянного внимания к своей персоне. Упросив родителей купить фотоаппарат, он быстро освоил необходимые азы и стал, в противовес другу, делать тайком на уроках снимки. Однажды Валька притащил в школу пачку фотографий. Старшая вожатая развесила их на самом видном месте – возле расписания уроков, и на переменках возле выставки теперь вместе с учениками толпились и учителя. Успех был настолько шумным, что Валька во всеуслышание объявил, что станет фотохудожником.

Больше всего Вальки заявление не понравилось его матери, которая считала это занятие недостойным ее сына, и вскоре Вальку с дальним прицелом запихнули в престижную французскую школу. Вальке эта затея не нравилась. К тому времени он уже обзавёлся любительской кинокамерой и всерьез нацелился на кинематографию. Но на вступительных что-то, по его выражению, не срослось, штурмовать вершину еще раз через год Валька посчитал для себя недостойным, и легко поступил на исторический.

И тут знание французского неожиданным образом пошло на пользу. Сначала интеллигентного и развитого парня с хорошим «прононсом» стали приглашать на всяческие совместные мероприятия. А когда после окончания института Валька оттрубил положенное распределение, его сумели пристроить преподавать в Африку. Уже там он обзавёлся хорошей кинокамерой со штативом и с удовольствием снимал местную экзотику. Фильмы пользовались большой популярностью на дружеских вечеринках, и Вальке этого было вполне достаточно.

Вначале 90-х положение Вальки круто переменилось. Но он не унывал, и чтобы выжить, превратил в профессию прежнее увлечение. На нынешней работе Валька был вынужден часто и подолгу отлучаться из дому. Вскоре последовал скандальный развод с женой, которую прежде он носил на руках.

Как водится в таких случаях, основные испытания оказались впереди. Валькина дочка осталась жить с его родителями, и в одно из своих возвращений Валька обнаружил, что она связалась с компанией малолетних наркоманов. Вскоре из рослого упитанного подростка она превратилась в тростинку с огромными синячищами под глазами. За этим сразу последовала какая-то история с уголовщиной. Чтоб замять дело, Вальке пришлось продать квартиру на Автозаводской, и переселиться к родителям в новый микрорайон.…Другой бы на его месте давно оказался в больнице, но Валька при редких встречах никогда не горевал, и с каждым следующим ударом судьбы выглядел лишь спокойнее…

– По роду деятельности я иногда в квартирах разных деятелей бываю, – не отрывая взгляда от дороги, неожиданно заметил Валька. – Картины у многих на стенках висят. Как правило, дилетантская мазня, но всегда подается с таким пафосом: мол, мы тоже «могем», когда выдается свободная минутка.… Веришь, после звонка стал раздумывать: в прежнее время виделись часто, а теперь ты стал успешным бизнесменом, про старого друга и не вспоминаешь, я сам навязываюсь. Хотел даже перезвонить, мол, вышел облом, но в последний момент любопытство пересилило. А когда увидел полотна, внезапно дошло, что мой старый друг – единственный из многочисленной знакомой шелупони настоящий художник, и не впустую эти годы прожил…