Ирина Барабанова - Странная девочка, которая не умела как все

Пожилая и грузная дама с одышкой открыла нам не сразу. Увидела боевых и перепачканных девчонок с драными коленками, дядю Камиля с «чудовищем» почти во весь его рост и махнула рукой. Мол, делайте, что хотите. Только избавьте меня от этого запаха и неприятного глазу зрелища. Медведя забирайте, но дырку тогда почините.

Восторгу нашему не было предела. Мама замочила «спасеныша» в огромном корыте. Дворник заколотил стену сарая досками.

Сушили медведя на крыше 3 дня. Потом чесали его, зашивали и украшали еще столько же. Через неделю он был готов хоть жениться.

Ночевал мишка у нас с подружкой по очереди. А днем мы таскались с ним все вместе и никак не могли нарадоваться новому другу.

Родители улыбались. Дядя Камиль оставлял метлу и садился с нами на лавочке отдохнуть. Счастье заливало детские души и выплескивалось через край. Мы смеялись, кричали, прыгали, прижимались, тискали, наряжали мишку дни напролет. Пока однажды нас не увидела соседка Елена Сергеевна из 28 квартиры.

Она тяжелой походкой возвращалась из магазина. Шаркала, еле дышала. И тут мы. С воплями благодарности бросились к ней навстречу:

– Посмотрите, посмотрите, теть Лен, какой он стал красивый! Мы его очень любим! Он с нами играет!

Женщина сумрачно кивнула и поплелась домой. Оставила сумки и вышла к нам во двор. Она потребовала вернуть ей медведя (!)

Случилось неземное потрясение. Мы замерли с Анькой и перестали дышать.

Как такое возможно? Она же отдала нам его добровольно! Мы же ее спросили! И дядя Камиль подтвердит. Как она может вот так сейчас поступать?!

Но соседка была неумолима. Она забрала игрушку, несмотря на все наши слезы и уговоры. Ушла. С НИМ.

Мама утешала нас долго. Но даже блинчики с вареньем не могли унять наше горе.

Мы отказывались понимать, что даже очень-очень взрослые люди могут оставаться очень-очень маленькими детьми. И им тоже бывает горько, завидно и обидно. Они тоже хотят счастья и радости через край. Но не знают, что счастьем и радостью можно только делиться, а не отнимать его у других.

Во второй класс я пошла в татарской деревне. Километра два или три, чтобы на санках по снегу довезти свой ранец, набитый книгами. А школа отапливалась дровами. Щели в полу были такими, что если упала ручка – считай, пропала. И с хлебом белым, сложно. Только из под полы и по блату. А от серого – изжога.

Маме удавалось наладить отношения, и ей, как медику, выдавали.

А вокруг только татарская речь. И я сразу же выучила ругательства. До бытовых выражений дело не продвинулось.

Помню, что печку родители топили вечером, а утром вода в ведрах замерзала.

Они на работе уже, а я во вторую смену собиралась.

Потом мама папе сказала, что, несмотря на всю красоту сада из черноплодной рябины, жить она здесь не будет. Поэтому родители собрались и уехали искать квартиру в Казани. А я забыла, что меня предупредили сразу после школы к Розе-апе идти. И навалялась в снегу от души. Промокла. Замерзла. Потом рысцой бежала до дому, а там замок на двери. И темно.

Отпираю, забегаю. Холод жуткий. Макароны в тарелке инеем покрылись. Вода в чайнике льдом застыла. Такое невыносимое отчаяние захватило, что встала я посреди избы и заголосила во все свои 8 лет.

Прибежала худенькая соседка. Забрала к себе в теплую и уютную комнату. Покормила. И только тут я вспомнила, что меня к Розе-апе отправляли.

Соседка дочку в шаль закутала, сама оделась и пошли они меня провожать на другой конец деревни. А Роза-апа испереживалась вся. Рамилю свою в разведку отправила.

Нашли меня, обрадовались. Уснула в тепле и сытости.

А родители квартиру сняли. Вернулись довольными.

Тогда пошла я прощаться с котом Васькой, который жил в доме напротив, но к нам столоваться приходил. Но не понял он трагичности момента и, задрав хвост, убежал.

Мне потом учительница – Миляуша Сулеймановна – письма писала. Все хвалила за стихи и передавала приветы от одноклассников.

А я сидела в казанском парке «Черное озеро» и грызла семечки в кулек.

Весна была совсем близко. Птицы суетились. Солнце наступало. Новая жизнь манила и очаровывала. Впереди ждал третий класс.

Еще осень, а уже зима. Настроение – надеть теплые носки, налить липового чаю, намазать булку толстым слоем меда и сесть поближе к печке, чтобы смотреть, как трещат поленья в огне. И чтобы бабушка (живая и веселая – как в детстве) стучала рядом прялкой и напевала тихо, протяжно, мелодично древнюю песню. А потом прилезет усталый и замученный своей бурной романтической жизнью кот. Прижмется к бабушкиной ноге. Она же все сразу поймет. Отложит веретено, встанет, накинет шаль и пойдет в сени, налить блудливому подлизе молока. Через открытую дверь воровато забежит холодный воздух. Но мы с печкой его даже не заметим. Треск поленьев начнет затихать, а я – сладко засыпать…