Валентин Беляков - Восход видит

– Как думаете, я могу спуститься ещё ниже и поговорить кое с кем?

– Надумали повидать Шпилляйтера? – усмехнулся незнакомец, что жил в этой комнате. Когда я нашёл комнату, куда меня определили, дверь оказалась открыта, так что я застал его уже лежащим в кровати, и так и не увидел лица.

– Нет, не его. Я бы хотел поговорить с одним из членов первой экспедиции, – ответил я, раскладывая лёгкую пластмассовую койку и кладя на неё подобие спального мешка.

– Для этого нужно специальное разрешение. Если бы вы убедили руководство, что беседа необходима для научных изысканий Айсберга, то они бы позволили. Но сейчас все и так на нервах, обстановка не очень подходящая.

– Понял, – вздохнул я и залез в свой «спальник» на раскладушке, оказавшийся неожиданно удобным.

– А с кем именно хотели поболтать-то, если не секрет? – снова донёсся с кровати глухой скрипучий голос.

– С мистером… Доктором Джозефом Твином, руководителем экспедиции.

Неожиданно хозяин комнаты тихонько рассмеялся.

– А, бросьте, это всё равно бы не получилось. Нету его там.

– Неужели он… умер? – моё сердце гулко заколотилось. Слишком много шока за один чёртов день.

– Нет, кэп сбежал.

– Сбежал?! Из глубочайших сверхсекретных отсеков Айсберга в сотнях метров под землёй?!

– Может, он и не добрался до поверхности. Но тогда точно не дожил до сегодняшнего дня: три десятилетия скитаться по Айсбергу… Такое любого добило бы.

– Сколько-сколько? – шёпотом спросил я.

– Да он почти сразу смылся, как они вернулись. Наверно, тому уже лет тридцать будет.

– Понятно. Спасибо, что сказали – в архиве наверху про побег ничего не было.

– Чёрт… Надеюсь, я не выболтал тайну международного значения.

– Не волнуйтесь, я никому не скажу, что узнал это от вас, – сказал я, – спокойной ночи.

– Может, и не скажете. Тут даже у стен есть уши. Ну, спокойной ночи. Будем надеяться, эта ночь не последняя.

Он оказался прав: эта ночь была не последней. Но спокойной её точно было не назвать…

Она сидела на открытой веранде и вдыхала аромат цветущих деревьев. Маленькая и тонкокостная, как лесная фея, пожилая женщина с большим коричневато-красным шрамом на лице. Вокруг натужно и раскатисто голосили жабы. Они тяжело перескакивали с места на место в темноте маленького сада, ловко плавали в прудике, пугая золотых рыбок, прыгали по крыше, сидели возле женщины на веранде и даже у неё на коленях. Маленькие жабята выглядывали у неё из рукавов кимоно, и ей приходилось то и дело выгонять их из своей чашки с остывающим зелёным чаем.

Он появился внезапно прямо из темноты у ступеней, но женщина лишь улыбнулась и приветливо помахала рукой. Высокий мужчина лет шестидесяти, всё ещё статный, мускулистый и с изрядной долей чёрных волос в седой шевелюре, поднялся на веранду и присел рядом с ней прямо на доски. Дерево ещё хранило тепло предыдущего дня.

– Они всё-таки сделали это? – тихо спросила женщина. Левый уголок рта, на который заходила вздувшаяся кожа старого шрама, не вполне слушался её.

– Да, – кивнул мужчина, – но это не важно. Я только что был в Америке. Там саранча.

– Это вы Ему подсказали?

– Нет. Я же говорил, мы никогда не общаемся с Ним. Раньше я вообще думал, что мы Ему безразличны, и меня это устраивало. Спасение всё равно ждёт всех и каждого.

– Он разозлился?

Мужчина покачал головой.

– Ты же знаешь, Он никогда не злится. Не грустит. Не лжёт. Единственное, в чём я не уверен: умеет ли Он шутить.

Жабы надрывались, стараясь перекричать друг друга. Из-за их шевелящихся бугристых тушек казалось, что весь сад копошится. Женщина поднесла чашку к губам, предварительно высадив из неё очередную маленькую амфибию.

– Думаю, умеет. Ричард, может, останешься подольше?

– Сегодня не могу. Я и так надолго оставил своих людей. Но как только их отпустят, я вернусь к тебе и останусь до самого начала.

– А потом и до конца? – усмехнулась она.

– Конца не будет. Как там Райто?

– Он только первый день в Айсберге, пока не писал. Как думаешь, написать ему, что ты вернулся, или мы уже не увидимся до начала?

– Скорее всего, не увидимся. Но давай всё равно напишем. Он поймёт.

– Да, я тоже уверена, что поймёт.

Они ещё какое-то время посидели, обнявшись. Потом мужчина поцеловал её в уголок глаза, над шрамом, и беззвучно исчез. А вскоре бесследно пропали и жабы.

Тишину в обсерватории Айсберга можно было резать ножом и намазывать на хлеб. Только пикали приборы, низко гудел кондиционер и со свистом дышал и шарил по карманам в поисках ингалятора какой-то астматик. Он нашёл ингалятор. Стало ещё тише.