Шамиль Идиатуллин - Город Брежнев

Вован с Серым заржали. Валерик явно обиделся, но вида не подал. Он повернулся к Витальтоличу и предложил:

– Ну что, вахту сдал. Командуйте, Виталий Анатольевич.

– Вахту принял. А что командовать, Валерий Николаевич, вы же все сказали – спать и не вякать. Подписуюсь.

Валерик сделал многозначительное лицо, и Витальтолич спохватился:

– Ах да. Первый и третий отряды как бы образуют дружественную коалицию…

– Против второго? – совсем уже флегматично уточнил Генка.

– Против кого – решим. Пока решаем за кого. Друг за друга, значит. Соответственно, наш отряд, то есть первый, помогает нашему, в смысле, третьему, э-э, готовить День Нептуна, а мы им помогаем со стенгазетой и так далее. Согласны?

Вован пожал плечами, Серый задергался на кровати, как припадочный. Он, по-моему, вообще мало что соображал, потому что из последних сил сдерживал вопль ликования по случаю смены вожатого. Непростые у них с Валериком отношения были, очень непростые.

Витальтолич сделал вид, что принял скрежет сетки и плечепожатие за знак согласия, и спросил уже так, что не отвертишься:

– Артур, согласен?

– Не буду я ничего рисовать, – буркнул я.

Даже Серый замер. Валерик с усмешкой сказал: «Тхь!»

– А зачем мне пионер, который не хочет даже газету рисовать? – серьезно поинтересовался Витальтолич.

«За мясом», – чуть не сказал я, но сказал вместо этого:

– Ну и ладно.

И отвернулся.

– Вот видишь, – отметил Валерик.

Витальтолич протянул руку – я съежился, – легонько хлопнул меня по плечу и сказал:

– Ложись, Артур. Утро вечера. Отбой, пацаны. Завтра все решим.

Завтра все решили. И уже вечером выдвинулись в Судак.

– Русский китайца держит, значит, а китаец такой высунулся из самолета и кричит: «Мой друг Китай!» А русскому послышалось: «Мой друг, кидай!» Он раз – и кинул. Китаец вниз летит такой, орет: «Спаси-ите!» А нашему слышится: «Спаси-ибо!» Он такой: «Не за что».

И Вован заржал – как всегда, первый, как всегда, украдкой поглядывая на Ленку. Он радовался собственным анекдотам не меньше, чем чужим. Мы тоже заржали, даже я, хотя слышал этот анекдот тысячу раз. Просто настроение было доброе и легкое. Голову и плечи обхватывала крепкая темно-синяя свежесть с яркими белыми звездами в самом верху, песок холодил подкопченные и накупанные бок и ногу даже сквозь одеяло, а жар лизал лицо и грудь, хотя от костра осталась кучка углей, по которым неровно ползали алые и серые пятна. Хотелось добродушно смеяться, по очереди рассказывать анекдоты, придвигаясь все ближе к потрескивающим иногда углям, и вдруг замирать, слушая размеренный прибой: щщщ, пауза, и как будто по галечным клавишам в другую сторону: щщщ. Силуэт крепости под луной был почти не виден, тем более от костра, но я знал, что и крепость здесь, и море здесь, и небо, и все это наше, и нам не жалко делить их с сотнями спящих, гуляющих и вполголоса треплющихся у костра туристов.

Это Витальтолич предложил, Пал Саныч не запретил, а несколько вожатых и, главное, Светлана Дмитриевна согласились сводить зависших в пересменке пионеров в поход до Судака. Судак – дико красивое место с бухтой, желтым пляжем, чистым морем, скалами и древней крепостью. Здесь половину наших лучших фильмов снимали, включая, говорят, даже «Пиратов ХХ века». От Фанагорской досюда было порядочно – два автобусных переезда, паром и два марш-броска, – но я бы неделю шел, чтобы добраться. Здесь зыкинско вообще. И те, кто нас сюда привел, зыкинские вообще.

Не знал, что летом может быть классно и что так классно просто сидеть у костра рядом с бормочущим морем и болтать с друзьями. Возможно, это и называется счастье, подумал я, улыбнулся, пока никто не видит, тряхнул головой и сказал:

– А вот еще про самолет, знаете, про черта с пилой?

Генка сказал «ага», кто бы удивлялся, а Серый с Вованом и девчонки покрутили головами, показывая, что не знают.

– Короче, Брежнев… то есть Андропов с Рейганом…

– С Картером, – пробормотал Генка, но я только отмахнулся.

– Летят, значит, в самолете, и такой раз, черт с пилой на крыло сел и айда пилить. Ну все орут такие: а, упадем! – машут ему, уйди, говорят, а он, такой пилит и радуется. Рейган говорит: я самый богатый президент на свете, я заплачу тебе миллион долларов, только кончай пилить. Черт сильнее пилит, пофиг ему. Рейган опять: я, говорит, на вас напущу свою самую большую армию с этими, нейтронными бомбами. Черт вообще завелся, крыло трещит. Андропов говорит: дай-ка я. Раз, на бумажке что-то написал, к окошку поднес. Черт увидел, ффить – и нет его. Рейган такой: «Блин. А что ты написал?» Андропов показывает: «Хорошо работаешь, на БАМ пошлю».