Шамиль Идиатуллин: Город Брежнев

– Понял, – сказал я, хотя на самом деле ни фига не понял.

Ни тогда, ни позже. Хотя всю голову сломал, пытаясь найти объяснение.

Логичный вывод у меня выходил всего один: Витальтолич не погиб, а инсценировал свою смерть, подбросив вместо себя какой-нибудь похожий труп, как в детективном фильме, – тела, говорят, были изуродованы до неузнаваемости. Может, неузнаваемость не одной только изуродованностью объяснялась.

Сделал Витальтолич так, чтобы отвести от себя подозрения с обвинениями, а заодно обвинить других людей – похоже, впрямь поганых. И может, он действительно какой-нибудь диверсант, который навредил как смог и сбежал безнаказанный. А может, наоборот – наш контрразведчик, который заставил нехороших людей выдать себя, показал руководству слабые места и поехал выполнять следующее задание. Марина Михайловна в этом случае получалась его сообщница, причем с самого начала. Это понятно: она его любила, поэтому поддерживала. Поэтому и уехала с ним потихонечку.

И теперь они, наверное, живут себе счастливо вместе, и никто об этом не знает, кроме меня.

А я его тоже ведь любил, подумал я. Не как Марина Михайловна, конечно, а как младший брат старшего. Сильного, красивого, умного, умелого, который может по башке настучать, но перед другими всегда защитит, всегда спасет и никогда не подведет.

У меня никогда старшего брата не было.

И не будет никогда.

Старший брат не пытается убить младшего и не сбегает потом. Значит, это не старший брат.

А я – старший брат. Буду. Скоро. И я буду настоящим старшим братом, пусть не очень красивым, умным и умелым, но буду защищать, постараюсь спасать и сдохну, чтобы не подвести.

Витальтолич сдох явно не для этого, если сдох вообще. Мне насрать – теперь, после того, как я обещал папе не убивать. Если бы не обещал, другое дело. А так – ну, пусть живет, если живется. Если ему и впрямь так вот приходится Родине служить.

У меня своя Родина – мама, папа, еще кто-то, кто не родился, но кого я уже люблю и для кого так и храню не пожелтевшие, а почерневшие и высохшие бананы внизу кухонного пенала. Мой дом, мой комплекс, пацаны, Танька, мой город Брежнев. Я не знаю, как им служить, зато знаю, что буду их защищать. Как угодно, от кого угодно. От других городов, других пацанов, других комплексов, домов, чужих братьев, мам и пап.

Или сдохну.

Несправедливо, конечно, что сдыхать мне можно, а убивать нельзя.

Но мы, наверное, что-нибудь придумаем.

Есть (тат.) .

Бог даст (тат.) .

Демократический Берлин не особенно велик (искаж. нем.) .

Лежит на реке Шпрее (искаж. нем.) .

Покупать, великая река, чтобы быть здоровым и сильным (искаж. нем.) .

Так, достаточно (нем.) .

Прошу к доске (нем.) .

Выходи, пожалуйста, и поведай свою историю (нем.) .

Откройте тетради и запишите домашнее задание на следующий урок (нем.) .

Чего угодно храбрым парням? (нем.)

Бедненький мой (тат.) .

Сынок (тат.) .