Вика Сегаль - Заложник памяти

Саня переоделась, накинула пальто, взяла сумку и вышла из дома. Можно было докатить на драндулете, но Саня решила прокатиться на монорельсе. Погулять захотелось.

Ха-ха-ха.

Мертвое время. В вагоне никого. Небо из окна монорельса казалось не черным, а монохромным. Саня устала искать всему этому объяснения. Монотонный голос объявлял станции. От скуки Саня просто отсчитывала про себя: «Один-два-три-один-два-три». Ску-ка.

«Двери закрываются. Следующая остановка – Шпиль памяти».

Саня подтянулась на сидении. Шпиль памяти. Более пафосного названия Союз придумать не мог. Ну да и фиг с ним. Обычный черный гранитный шпиль. Безымянный. Как могила Неизвестного солдата на Красной площади. Можно было и ее навестить, они всего-то в нескольких сотнях метров друг от друга. Саня слышала, что когда-то на месте Шпиля памяти стоял огромный храм. Храм кого-то, кто всех спас.

Теперь храмов почти не было. Саня с дрожью слушала рассказы бабы Иды, а потом и Лизоньки о том, как церковь в свое время запустила щупальца в политику. А потом случилось первое перемещение – и уже начавшийся формироваться Союз обязал ее платить налоги, дабы получить дополнительную прибыль для дорогостоящего проекта «Купол». Купол построили, а церквей почти не осталось. У Сани не было определенной веры. Ей было все равно. Точнее, определенные соображения по этому поводу у нее имелись, но она опасалась их высказывать, рискуя прослыть психопаткой.

Однако образ в Санином сознании был – и, можно сказать, довольно-таки красивый. Эту церковь она увидела, уже будучи студенткой, на каникулах в Рейкьявике. Церковь была ослепительно белой – по крайней мере, издалека.

Саня затянула шарф потуже. Выл холодный ветер, глаза слезились, безумно хотелось зайти куда-нибудь погреться. Показавшаяся на горизонте церковь казалась огромной. А вблизи и вовсе смотрелась космическим гигантом. Саня зашла внутрь. Орган отстукивал мелодию. Саня протянула женщине небольшую купюру и взяла четыре свечки. Подумав, подала монетку и взяла пятую.

Две свечки – родители, три другие – баба Ида, Арина и Лизонька. На Родине можно было ставить за здравие и за упокой. С заграничными традициями Саня была мало знакома. Она просто поставила горящие свечки на постамент. Да и сами свечки были другими: не длинными и вытянутыми, а маленькими и круглыми. Хотя какая разница. Воск он и в Исландии воск…

Сзади раздался непонятный гул. К ней обращался то ли священник, то ли пастор. Она не знала, как это тут называется.

– Вы говорите по-английски? – с надеждой спросил мужчина средних лет.

Саня кивнула.

– Да.

– Вы поставили пять свечек. Это вашим близким?

Саня не видела смысла в дальнейшем разговоре. Но выходить на улицу, толком не согревшись, не хотелось.

– Ага…

– Кем они были для вас?

Саня пожала плечами.

– Родителей я почти не знала. Погибли рано. Еще одна свечка – для бабули, которая за мной приглядывала какое-то время. Две оставшиеся – тем, кто меня воспитал.

– Ваши приемные родители?

«Наверное, тут другая воспитательная система».

– Можно и так сказать.

– Не хотите пойти и согреться? Вы выглядите продрогшей. В церкви запрещено пить и есть, но я живу неподалеку.

– Почему бы и нет. Вы всех продрогших девушек к себе домой водите?

– Всех продрогших и потерянных. И не только девушек. Юношей, женщин, мужчин.

В доме пастора Арнальдссона было теплее, чем в церкви, но Саня не стала снимать пальто. Пастор протянул кружку горячего кофе. Руки моментально обожгло.

– Это исповедь или отповедь?

Пастор грустно улыбнулся.

– Это просто разговор. Знаете, до того как прийти к вере, я работал семейным психологом.

– Но предпочли общаться с чем-то эфемерным, а не конкретным.

Пастор рассмеялся.

– Распространенная предвзятость. Это можно понять. Нет, Бог со мной не говорит. И я с ним тоже не говорю. Я не экстрасенс и не пациент психиатрической больницы.

– Тогда я вас совсем не понимаю.

– Просто в определенный момент я понял, что профессиональная деформация погубила меня. Я ушел в веру оттого, что возненавидел себя за те эмоции, что испытываю к своим подопечным. Своего рода бегство. Я хотел исцелить в первую очередь себя.

– И как успехи?

– Зря вы язвите.

Саня отхлебнула кофе. Горький.

– А о чем вы хотите поговорить?