Вова Кравченко - Красный яр. Моя земля 2

И если Татышев культурист, то остров Отдыха – легкоатлет, многоборец, почитатель спортивных игр. Чуть ниже ростом, сухощавый и жилистый, в плотном костюме асфальтовых площадей и суеверной повязкой моста на голове. Всегда на низком старте, готовый с выстрелом пистолета рвануть в будущее с уверенностью, которой вряд ли обладают прочие наши районы. Внутренняя сила и нацеленность этого спортсмена на победу передаются и зрителям, что болеют за него. Он не может проиграть.

Олег Дитз, фотограф

Когда включаются звуки

Всех в мире радиостанций,

Когда просыпаются все,

Кто был хоть когда-то молод,

Тогда из тумана выступают сны о Красноярске,

Людям сторонним

Очень напоминающие настоящий,

Существующий город.

Здесь, я уверен,

Были написаны индийские Веды,

Чтобы в тот час,

Когда сгорает колючий сибирский закат,

Мы видели, как на Столбах

До кармической смерти,

До полной победы,

Бьются добрый многорукий Суриков

И злой многоголовый Шоб-Ниггурат.

Здесь, в Красноярске, цыгане Спрятали тайное место.

Место, где, как говорили древние,

Сходятся все пути.

Здесь Ленин, будучи в ссылке,

Заныкал свое кудрявое детство.

Для всех, кто сюда однажды приходит,

Для того,

Чтобы не совсем до конца отсюда уйти.

Здесь на Коммунальном мосту

Был и прошел конец света.

Против правил

Из Нового Завета, поперхнувшись,

Родился Ветхий Завет.

И белый, и белый, и белый снег падал.

Какая здесь, к черту, часть света?

Какой здесь, ради Б-га, по счету век?

Норны шутят здесь мне

Свои милые шутки.

И съедают наш вечный,

И перечеркнутый, и чуткий сон.

Чувствуешь, как на улице Перенсона Мертвый, в полушубке,

Все еще лежит Адольф Перенсон?

Его расстреляли, тебя расстреляли,

Нас всех расстреляли.

Расстреляли у всех на виду.

Здесь Ойкумену титаны

Неспешно с краев окаймляли.

Пили, не запивали.

И выпить, и выпить тебе предлагали.

Оставили после себя лишь Стакан.

Выпить?

Нет, я туда не пойду.

Здесь точка и центр,

И место магической силы.

Как мудрецы говорят,

Может быть,

Даже силы вселенной всей.

Позырьте скорей из окна,

Как ладью героя Тесея

Втискивает

В свои щедрые льды Другой герой Енисей.

Он всегда приплывает

Сюда

С горных кряжей седого Урала,

Чтобы на острове Отдыха

Поработать.

Найти золотое руно.

То, которого нам всем до счастья

Так недоставало.

Здесь до полного счастья

В земле лежало

Одно маленькое и очень вечное «но».

Здесь

Памяти крохи из хвойной смолы,

Мы тягаем за скользкие холки.

В тайгу уезжай на рассвете.

Приедешь

В какой-нибудь точно закат.

Видишь, мудрые лица сибирских шаманов

Глядят вдоль дороги.

Похожи на хмурые елки?

Словно старые елки,

Все наши призраки прошлого Вдоль той дороги стоят.

Что-то важное, кажется,

Черное небо от нас в Красноярске

Скрывает.

В этих тегах, намеках, античных героях

И прочих других именах,

Что похожи на бред, на бардак.

Но, мне кажется,

Памятью места владеет лишь тот,

Кто по имени часто его называет.

Слышишь, радио стихло,

Все уснули,

И многое важное стерлось,

Или только мне кажется так.

Артур Матвеев, журналист

«Приходи пообжиматься», – сказала ему на ушко Ленка, затушила сигарету и направилась прямиком к двери «Вписки». Летний вечер, шорты, неоновые «вансы», чокер и цепочки, лежащие на пышной груди. Максим пошел за ней, хотя щекотка внизу живота не давала ему покоя. Их общение было своеобразным: девушка могла маниакально писать каждый час или вдруг пропасть со всех радаров на несколько дней. Максим не хотел превратиться в бегающего за юбкой пацана, он старался держать дистанцию: пытался контролировать свои мысли, чтобы Лена не заняла их все, и отвлекался, как только мог.

Сообщение от Ленки могло быть как запредельно интригующим, так и банально тупым. Макс часто пребывал в растерянности и сомневался, почему он так ведет себя по отношению к этой девушке. Порой было сложно забыться, особенно когда посреди рабочего дня на телефоне высвечивалось что-то новое и безумное от Лены. Макс специально отключил оповещения, чтобы они не мешали и без того слабой концентрации. Сообщения из VK он не хотел пропускать: было в этой их переписке что-то действительно желанное и замшелое одновременно. Старый скейтер однажды рассказывал ему, как раньше, еще до эпохи соцсетей, все сидели в ICQ и бежали, что есть мочи, к монитору компьютера после звука «оу-оу». Максим утопал в миллионе рабочих чатов. Острая необходимость ответить сменилась в нем на желание избежать сообщений от управляющего магазином, где он трудился. Каждая переписка превратилась, скорее, в нудную обязанность, нежели в приятное общение.