– Прости, родная, заснул. Ну, ты чего такая кислая, что с лицом? Вот-вот стукнет двенадцать, ты охладила брют? Неси закуски, бокалы, я разолью.
Не знаю, то ли от безнадежности, то ли от нежелания спорить в очередной раз, безмолвно повиновалась каждому его слову, сновала из гостиной на кухню за фруктами, закусками, штопором. Уж лучше худой мир, чем добрая война. Лучше плохо отпраздновать вдвоем, чем на славу одной, решила я, а может, и судьба. Как ты там говорила, кара?
– Карма, – поправила Кристина.
– Да, точно. Карой, в смысле наказанием, это никак нельзя назвать. Потому что нью-йоркский новогодний вечер все больше начинал мне нравиться. Мириться мы с Сашей умели так же неистово, как и ссориться. Наша игра была достойна всех «Оскаров», эмоции зрелищнее бродвейских мюзиклов. Пусть это была драма, но как же красиво поставленная режиссером по имени жизнь!
Из окон апартаментов открывался потрясающий вид на ночной мегаполис, выстилающийся миллионами огней к нашим босым ногам. Я мечтала встретить первый совместный праздник особенно и, конечно, заранее подготовилась.
Кажется, забыла тебе сказать – помощница перевела мне деньги, чтобы смогла наконец устроить шопинг. И, выбирая купальник в Victoria’s Secret, я приглядела себе и белье. Роскошный кружевной винного цвета комплект. Не буду вдаваться в подробности, но ты уже поняла, что моя память бережно, по кадрам, сохранила не только тот день, но и ночь.
Ясмина, погрузившись в реминисценции, замолчала, и ее собеседнице стало заметно, что чарующие миндалевидные глаза в совершенстве умели выражать не только радость, но и печаль, придавая своей хозяйке в такие моменты немного беспомощный вид испуганной лани. Кристине не хотелось прерывать эту наполненную эмоциями и воспоминаниями тишину, но не терпелось узнать…
– …дорогая, что дальше-то было?
– Дальше? – встрепенулась и снова обернулась молодой женщиной «лань». – Рождественские каникулы закончились, самолет приземлил нас и наши мечты на землю, Москва закрутила круговоротом дел. Вернулась из Махачкалы от бабушки Ляля. Безмерно соскучившись по дочке, я окружила ее вниманием настолько, что не звонила Саше несколько дней. Он тоже, поскольку по прилете домой я все же объявила «the end» нашему кинороману. Решив, что все к лучшему, взяла себе время разобраться в мыслях и чувствах. Нет, скорее в мыслях, с чувствами все было понятно – после первого романтического путешествия влюбленность достигла кульминации, а вот разум просил пощады.
«Он все время что-то не договаривает.
Поглощает все свободное время и внимание.
«Уволил» меня с работы, а денег давать не собирается.
Вспыльчив и эгоистичен.
Не принимает Лялю».
Снова и снова крутились эти факты в голове, самым весомым из которых, конечно же, был последний. Так я старалась убедить себя, что с Сашей ничего не выйдет, и перечеркнуть в памяти все его достоинства, все хорошее, что с нами произошло за эти месяцы. Романтичные прогулки по вечерней Москве и первым опавшим листьям; заботливо, со вкусом приготовленные и поданные им ужины; разудалые песни-пляски в караоке и, конечно, наполненный томной нежностью и всепоглощающей страстью секс.
Задремав в очередной раз в обнимку с переживаниями, я увидела необычный сон, который поразил до глубины души. По сей день гадаю, что же это было: игры ума, интуиция, предупреждение свыше?
– О, сны – мои любимые подсказки! Сколько ключей к сундукам с сокровищами подсознания таится в них. Расскажи, что видела.
– Думаю, не сильно удивишься тому, что приснился мне Александр. Но! Не один. Хотя сначала смогла разглядеть только одинокого мужчину, сидящего спиной. Немного ссутулившись, но уверенно разместившегося на стуле. Он обернулся, совсем ненадолго, но я успела заметить спокойное, благостное выражение лица, мечтательную улыбку. Нечто родное мелькнуло в ней, и постепенно пришло осознание, что передо мной – Саша. Да, – задумчиво закивала головой Ясмина, – порой удавалось застать его именно в столь умиротворенном расположении духа. В эти минуты я понимала, что так на самом деле и выглядит его душа – чистая, светлая, добродетельная. Жаль, что повседневной жизни поверх нее он непременно надевал костюм надменности, эгоизма и равнодушия.
Ах, я отвлеклась. Когда приблизилась к Александру и наклонилась через его плечо, оказалось, что на руках он трепетно и нежно держит младенца. «Сынок», – тихо произнесли его губы, будто объявляя новый заветный статус – отца. «Сынок», – зачарованно вторила я, и на себя примеряя новую роль. Мамы мальчика.
Читать дальше