Игорь Олен - Познавание ведьм. Москва ушедшая

Прохиндей, застонав, рухнул в кресло, что было здесь в комнате. – Международный скандал! Я соучастник… Матушки-светы!

– Молчите, – заметила ведьма, пришедшая в колдовское своё состояние, и Прохиндей, посмотрев, увидал белый ком в прядях чёрных волос. – Продадут вашу птицу – вы слышали – в цирк, ничего с ней не сделают.

– Я наслышан о вас… я пошёл. – Прохиндей вспрыгнул на подоконник, влез в форточку первой рамы, застрял и стал звать громко милицию. Алгаритма немедленно отвела створку рамы вовнутрь, захлопнула внешнюю форточку, через которую они оба пролезли минут пять назад без труда. Прохиндей, осознав, что старается зря, замолчал.

– Молодец. Что кричать? – подытожила Алгаритма. – Я ведь могу вылезти в скважину и уйти, а вот вас здесь застанут – инкриминируют ограбление. До семи лет по статье сто шестьдесят, кажется.

– Боже мой!.. У меня планы! Вытащите меня отсюда! Пожалуйста!

– Вы там крепко засели. Без колдовства я вас не вытащу, только ногти сломаю. – Она показала их, длинные, синие, и Прохиндей содрогнулся от ужаса. – Вам же лучше висеть там до завтра, а завтра хозяева этой комнаты посмеются и выпустят вас.

– Где мы? – залопотал Прохиндей и подрыгал ногами.

– Мы? Впрочем, я лишь пока. Но, возможно, останусь, я всё равно опоздала на шабаш… Мы в альманахе «Ква-ква», а конкретно в отделе поэзии.

– Угодил-то! – вскричал Прохиндей и забился всем телом. Потом он обмяк и заплакал. – В мои сорок лет здесь… торчать! Как затычка! И дожидаться, когда придут эти писаки и пропечатают!

– Не пропечатает вас никто. – Алгаритма, пройдя, вытащила из шкафа папку-вторую и кинула их на стол говоря: – И берёзонька вó поле… Гуденье завода с душой в унисон… Помнится время суровой годины… – Папки всё плюхались и выплёскивали в Прохиндея здоровый и действенный оптимизм, временами по-рыцарски уступающий место восторгам, печалям, а также волнениям ищущих настоящей любви дам и терзаниям молодых и талантливых заместителей очень отсталых начальников. Грохотали заводы, пахались поля, и наполненные метро уносили людей на работы, отмеченные борьбой мнений, конфликтами и страстями на почве отстаивания идеалов марксизма и ленинизма. А чтоб торчал человек в форточке или какой-нибудь там нач. Бюро потерял нос – этого не было.

– Это ведь не реальность, следовательно, не возбуждает эмоций, следовательно, и не нужно, – закончила Алгаритма.

– Хватит в меня этим брызгать! – вскричал Прохиндей. – Я с вороной и с вами страхов перетерпел, а оказывается, это всё не реальность! Тогда почему я торчу в этой форточке, а вы брызгаете в меня чем-то из этих папок, не знаю как звать вас.

– Ивановна. Алгаритма Ивановна.

– Так по мне, – продолжал Прохиндей, – лучше жить в той их реальности и не терпеть всяких ужасов, чем вот так мучиться в нереальности, о какой, слава богу, не пишут. Я скромный официант и…

– Ах, вот оно что! – прервала ведьма, складывая папки в шкаф. – Вот оно что. Мы до бога уже добрались, скромный официант? Думаешь, тебя трудно понять? Ты не скромный официант, а вонючий неосвежёванный хряк, и сейчас я тебя подпалю на хорошем огне.

Прохиндей ощутил дурноту и подвигал ботинками. – А… Алгаритма Ивановна, да вы что? У меня паспорт есть…

– Одним брюхом живёт, а туда же, на бога замахивается. – Она рухнула, раздражённая, в кресло и закурила. – А ну, скромник, хрюкни.

– Пожалуйста. Хрю! – произнёс Прохиндей. – Хрю, Алгаритма Ивановна. Люди разные. Вы вот летаете на метле, кто-то там на заводе работает, я по способностям официант, хрю и хрю… – Говорил он ещё полчаса, полагая, что доводы выставляет в защиту свою убедительные. Вдруг она, странно вытянувшись, отвела створку рамы. Он, ткнувшись в стекло внешней форточки, замолчал.

Ведьма быстро заснула, а утром, серым, туманным и зябким, с первым щёлком замка пробудилась и молча рассматривала человека, кой вдруг вошёл. Плотно сбитый, живой, тот, должно быть, держал свою руку на пульсе эпохи и, по всему, мог рассказывать популярнейшую поэму «Гул времени» наизусть и в обратном порядке, выбрасывая на ударных словах кулак вверх, оттого, видно, был на виду у начальства и вид имел бодрый, уверенный. И ещё – он всех видел насквозь.

– Пам-пара… – спел он, снимая пальто. – Поэтесса?

– Ага, – дурой представилась Алгаритма.

– Ваш почитатель? – кивнул человек на окно, начиная копаться в бумагах, наваленных на столе.

– Хрю, – сказал Прохиндей. – Хрю и хрю!

– Он будет там сами знаете до каких пор, – вставила ведьма. – Пока меня не напечатаете.