– Тогда я бы стала не человеком, а двигателем, – возразила, обидевшись, Вика и захотела уйти, но обидчик вцепился в неё, потащился за нею с отчаянным воплем.
– Постой! Погоди! Я придумал! Иди искать Чёрное море, а я с тобой. Ведь тебя – а я знаю, я наблюдал за тобой с первого сентября! – погрозил он ей каждой колючкой, – приняли в сентябре в комсомолки. Где, спрашивается, комсомольский задор и активность? инициатива, в конце концов где комсомольская?! Или не совестно?
Вика и возразить не могла, только светила голову, потому что огромный колючий кермек говорил совершенную правду.
Утром она притворилась, будто она идёт в школу, а за овчарней она повернула и побежала, таясь, к Перекати-Полю. Они поздоровались.
– Я согласна.
– Давай тогда… Живо, живо, чтоб не заметили твои злые родители, что пинают меня каждый день!
Вика надела перчатки и побежала, подталкивая товарища, по дороге, ведущей в холмы, но на первой вершине упала без сил.
– Ранец скинь! Ранец! – советовал Перекати-Поле. – Отец твой сядет на мотоцикл и догонит нас, если будешь ползти черепахой!
– Нет, – задыхаясь, отнекивалась Вика. – В ранце нужные для путешествия вещи. И комсомольские книжки, чтобы читать и воспитываться.
Перекати-Поле раздумывал миг. – Полезай в меня и, если покатимся в гору, беги во мне, будто белка в колесе, а когда под гору – ты садись на свой ранец, который повесишь на палку, которую пропусти через центр моей шаровидности.
Вика влезла в него, и с вершины холма она ехала, сидя на ранце, только ей было тряско, так как она геометрию знала неважно и центр вычислила неточно. Вечером проезжали отару баранов, вдруг окруживших их и мешающих следовать далее.
Мудрый старый вожак заявил: – Бе-е-е! Все травяные шары неподвижны, этот подвижный. Надобно съесть его, очень вкусный, коне-е-е-чно! Я уверен. – И он решительно подступил.
Вика, раздвинув колючки трясущегося в страхе спутника, крикнула: – Убирайтесь отсюда! Дорогу мне! Разве не видите, я человек! – Кто б удивился таким говорящим баранам, только не Вика, видевшая несравненные чудеса: да хоть вакуум вместо Чёрного моря, – поэтому не удивлялась.
– Ты человек? Бе-е-е! – засмеялся Вожак. – Человек – это тот, кто стрижёт нас огромными ножницами. Верно я говорю?
– Ве-е-ерно! – вскричали бараны. – А это не человек, потому что не ходит с ножницами.
Тут подъехал пастух, что сидел необычно – у лошади на боку. – Ты не спорь с ними, девочка, – произнёс он. – Что им взбредёт в головы, то и делают. Выдумали, что пастух – это тот, кто сидит на лошадном боку, и я вынужден этак ездить, чтобы они меня слушались. Я измучился от такой безобразной езды и, наверно, уйду скоро на пенсию.
– Бе! Ты хороший пастух, – рассудили бараны. – Давайте же есть эту штуку, которая к нас прикатилась!
– Постойте! – воскликнула Вика, вынув из ранца маленькие маникюрные ножницы, так как ей было четырнадцать лет и она была почти девушка.
А бараны, перепугавшись, выстроились рядами. – Пришёл челове-е-ек! сразу видно!
Она подошла к Вожаку и остригла, оставив ему небольшие подштанники, после чего объявила: – Пастух – это тот, кто сидит у коня на спине.
И бараны испуганно повторили.
Обрадованный пастух поместил седло лошади на спину. – Ты помогла мне, и я хочу отблагодарить тебя, – начал он. – Говори, в чём нужда?
– Мы разыскиваем пропавшее Чёрное море и Крым, а куда ехать – не знаем, – поведала Вика.
Пастух осмотрелся и наклонился к ней. – Я скажу тебе тайну, которую никому не скажу, чтобы меня не назвали лгуном. Слушай. Я пас отару близ Каспия и услышал, как Каспий захохотал и изрек, он-де теперь самый модный в Союзе. Кати-ка ты к Каспию и спроси у него. Он что-то знает.
Уже в холода подкатили они к побережью и обнаружили только лёд.
– Опоздали! – орал Перекати-Поле. – Из-за того, что ты каждый день отдыхаешь помногу и перечитываешь свои книжки, чтобы воспитываться по-комсомольски. А следовало бы спешить!
– Море не замерзает ниже Махачкалы, – усмехнулась начитанная Вика, – и никуда от нас не уйдёт. – После чего, как обычно, вынула из ранца книжку и стала читать, да увлеклась до такой степени, что, вскочив, погрозила невидимому врагу кулаком.
В Махачкале рыбаки переучивались на водителей и рассказывали, что Каспий заледенел до Баку. Из Баку пришлось мчаться до Ленкорани, где слышались страшный треск и ворчание: это Каспий натягивал на себя ледяную попону с вмёрзшими кораблями и был недоволен. Только у Астары, на иранской границе, Вика увидела зыбкие его волосы и глаза под бровями из пены и закричала:
Читать дальше