Игорь Буторин - Дураки и прочие Легенды

Теперь по вечерам, сидя в своей однушке, Лида с отчаянием мастурбировала, просматривая новости порносайтов и борясь с приступами климакса. Потом горько плакала о своей судьбе, находя во всем и везде, безрадостные подтексты.

Так и прожила свою жизнь культурная девушка Лида – ни Богу свечка, ни черту кочерга. А однажды, в полном одиночестве и злая на весь мир, она так и померла. И ведь был в ее смерти какой-то подтекст, но додумать она его не успела или не смогла, как и не успела напоследок кого-нибудь проклясть.

Брат Сеня со своей семьей поснедал на поминках, вздохнул с облегчением, тщательно отгоняя мысль, что сестрица у него и в самом деле была немного ипанутая. Ему были чужды подтексты. У него были жена, дети и уже даже внуки. И ему было о ком заботиться.

Нина Викторовна была вдовой вот уже десять лет. Дети выросли и разъехались кто куда, а она так и жила в некогда шумной, а теперь глухой трехкомнатной квартире.

Что за жизнь у вдовы? Да, так себе жизнь. Скучная. Работа, дом, сон и снова работа.

Кавалеров в ее окружении не наблюдалось от слова совсем. Да и какие кавалеры в бухгалтерской конторе, где работают такие же забитые бытом и нудной работой бабы.

О своей судьбе она не сожалела, свыклась. Потому и не искала никаких знакомств или развлечений. Подруги конечно были. Хорошие подруги, с которыми она пережила многие жизненные невзгоды и радости. Но у подруг были мужья, дети, а кое у кого уже и внуки. А когда у тебя есть муж, то не так уж много времени остается на подруг.

Радости она себе устраивала сама. Например, могла накупить деликатесов и с огромным удовольствием съесть их. Но в одиночку. Или взять тортики, еще одна ее страсть. Их она могла поглощать в необъятных количествах, благо фигура и вся ее конституция не страдали от избытка сластей. Она не особенно задумывалась о том, что все эти кулинарно-кондитерские радости есть не что иное, как обычная сублимация недостатка внимания, любви и… секса.

Секс. Женщине он нужен, даже если она уже подбирается к своему полувековому юбилею. Однако мужчины нет, поэтому и здесь спасала сублимация. Сама-сама. От этого иной раз становилось как-то стыдно, но что уж тут поделаешь, если природа требует, а рядом никого нет.

В тот раз она уж и не упомнит, почему свернула на тропинку, а не пошла как обычно по тротуару. Быть может, торопилась, а по тропке до остановки транспорта было ближе. Ну, пошла и пошла, не в первый раз она так срезала крюк, который вырисовывал тротуар, прочерченный не там, где удобно людям, а где это придумал архитектор планировавший сквер.

Сквер, пожалуй, звучит гордо, для этого заброшенного городского садика, о котором забыли власти, и он потихоньку зарос кустами, высокой травой и крапивой.

Откуда появился этот парень, Нина Викторовна и не помнит. Как-будто он выскочил из этой самой высокой травы, куда довольно грубо ее и затащил. Честно говоря, она и лица то его сейчас не вспомнит. Запало в душу, только его нетерпеливое: «Не вздумай орать!»

Да, она бы и не смогла орать, она говорить-то в тот момент не могла. Страха не было, скорее был коктейль из растерянности, ступора от наглости, боль от грубости и, как это не странно, доля тщеславия – значит на меня еще обращают внимание… как на женщину.

Дальше началось какое-то безумие. Когда Этот полез ей под юбку она лишь успела подумать, что зря сегодня не надела красивое белье.

Хотя какое красивое белье, он и эти обычные трусики разорвал, не обратив на них никакого внимания.

Еще никогда в жизни Нине Викторовне не было так хорошо в постели, как с этим насильником. С мужем у нее была гармония, так она считала до сих пор.

Здесь в кустах на колючей траве и жалкой крапиве, на нее накатывала одна волна оргазма за другой. Она уже не просто сладостно стонала, она буквально взрывалась оргазмами и орала, потеряв от страсти голову.

И ей нравилось быть такой ненасытной сукой!

Нина Викторовна очнулась от этого полового безумия, когда Этот застонал ей в ухо: «Тетенька не царапайте мне жопу, что потом я дома жене скажу!»

И тут Нина Викторовна захохотала во все горло. Смех был властный, хриплый, даже издевательский.

Сколько смеялась, лежа в кустах она не помнит, как не сможет объяснить, от чего же ей стало так смешно. Толи все от того же женского тщеславия, толи от до сих пор неиспытанного мощнейшего оргазма, толи от того, что у этого урода, есть жена, которой ему придется объяснять, почему он пришел домой с расцарапанной в порыве страсти спиной и задницей.