Поэтому она первым делом обратилась к капитану с просьбой при первой возможности разрешить ей связаться с городом.
Вскоре ее позвали в рубку связиста.
– Алло, Виталий Кузьмич! Здравствуйте! Вы меня слышите?
– Очень плохая связь. Кто это?
– Инга Тарасова. Жена Глеба.
– А, Инга. Здравствуйте! Откуда вы звоните? Как же плохо слышно. Еле-еле разбираю слова.
– Я уже на борту корабля. Не могу долго говорить. Что с ним случилось?
– Инга, у меня для вас плохие новости. Всю станцию завалило лавиной. Спасательную операцию проводить нельзя из-за нелетной погоды. Скажу сразу: у них почти нет шансов выжить.
В этот момент у Инги перед глазами все потемнело, рука почти отнялась, и так резануло в животе, что она чуть не согнулась пополам.
– Алло! Алло! Вы меня услышали?
– Виталий Кузьмич, – преодолевая спазм в горле, прохрипела Инга. – но я не понимаю, откуда там взялась эта лавина? Ведь рядом нет никаких гор.
– Никто не знает…
– Но может, они потом как-то откопаются и выкарабкаются?
– Данные со спутника показали, что станцию накрыло пятидесятиметровым слоем снега. И еще этот слой… Алло… Алло…
– Алло, Виталий Кузьмич! Алло, вы меня слышите?
Но связь окончательно прервалась.
***
Инга медленно, почти наощупь, пробиралась по палубе.
Полнейшая безучастность к окружающему.
Перед внутренним взором постоянно мигает одна и та же цифра: 50. Это же высота семнадцатиэтажного дома!
***
Инга не помнила, как добралась до своей каюты и сколько запихнула в себя таблеток успокоительного.
«Этого просто не может быть, – твердила она себе, сидя в кресле. – Этого просто не может быть. Кузьмич не то хотел сказать. Я не то услышала. Этого просто не может быть. Надо успокоиться. Когда появится связь, еще раз у него всё уточню. Не верю, что всё так безнадежно. Почему? Да потому что этого просто не может быть. Только не с Глебом!»
Осознавая все больше это страшное известие, Инга почувствовала дикое желание прокричать вслух свой протест. Она уже попыталась было открыть рот. Но тут же вспомнила, что почти полностью потеряла голос. Теперь и дышать-то с трудом удавалось.
«Это какая-то ловушка! Надо же такому было случиться, когда я одна почти на краю света. Вокруг чужие люди. Поговорить не с кем. И даже телефон не работает».
Размышляя об этом, Инга вдруг услышала, что ее губы сами собой шепчут: «Глеба больше нет. Глеба больше нет. Глеба больше нет».
Бездонная трясина под названием «Глеба больше нет» с каждой минутой засасывала ее всё глубже.
В какой-то момент Инга очнулась от резкой боли в левой руке и посмотрела на ладонь. Оказывается, она и не заметила, что уже несколько минут со всей силы давит ногтем большого пальца на подушечку указательного.
Не отрывая взгляд, Инга заставила себя медленно разжать пальцы. На указательном остался настолько глубокий след, что еще минута и из него пошла бы кровь.
Инга с трудом достала из сумки ноутбук. Нужно постараться переключить внимание.
Перед глазами быстро пробежали первые главы рукописи, в которых она подробно описывала жизнь тех, кто после природных катаклизмов решил никуда не уезжать с насиженных мест.
Насколько раньше всё это казалось ей важным, настолько же теперь показалась никчемным.
«И кому это нужно? – думала Инга. – Не знаю. Но точно не мне. А что нужно мне?»
Она откинула голову назад и закрыла глаза. Обволакивающей виски тяжестью разлился голос Елены Камбуровой:
Жизнь драгоценна, да выжить непросто!
Тень моя, тень на холодной стене.
Короток путь от весны до погоста…
Дождик осенний, поплачь обо мне. 3 3 «Дождик осенний, поплачь обо мне», музыка Исаака Шварца, слова Булата Окуджавы.
«Почему именно эта песня? – подумала Инга. – Ведь я ее только один раз слышала. Нет, нет, только не волнуйся. Или хочешь снова получить в живот? Где таблетки?»
Она судорожно открыла рядом стоявшую баночку и проглотила еще две капсулы, запивая водой.
«Это конец, я больше не могу жить без успокоительного. А разве я теперь живу? Похоже, что уже нет. Так, всего лишь существую, словно бледная тень самой себя: без мыслей, без чувств и без всякого смысла? Как же быстро всё меняется! Когда же подействует?»
В этот момент она заметила высунувшийся из сумки краешек книги, которую недавно решила снова перечитать. Возможно, это теперь как раз то, что поможет продержаться?
«Уже потом, оглядываясь назад, Джулиус понял, что именно с этой фразы, с этого самого момента кончилась его прежняя беззаботная жизнь, и смерть, до того невидимая, предстала перед ним во всем своем отвратительном обличии». 4 4 Ирвин Ялом «Шопенгауэр как лекарство».
Читать дальше