Владимир Варава - Смотреть на птиц

«…Вот он, бездыханный, бездвижный… безмолвный. Свершилось! Камень тяжелого горя вошел в наш дом, в его дом. Можете торжествовать все те, кто верит в законы природы или промысел Божий! А чего тут еще скажешь. Вот родился человек, жил и потом умер. Все законообразно, все приличненько… "из праха в прах", "естественный распад материи". Да и поделать ничего не возможно. НИЧЕГО.

Вот это страшное слово ничего обнажает абсолютную тщетность человека, его предельную немощь, гнездящуюся в самых потаенных его местах. Это намек на высшую беспомощность человека, которому, в самую трудную и тяжелую минуту не может помочь никто: ни природа, ни Бог, ни сам он. Это удел нашего одиночества, одиночества заброшенных скитальцев в непонятный, странный, чужой и чуждый для нас мир. Мир, в котором есть смерть, причем в своем высшем измерении – смерть отца – явно грубая насмешка или случайный произвол черный силы, которой позволено поглумиться над истиной и добром.

Смерть отца не равна всем остальным смертям, даже всем вместе взятым. Это какое-то невероятное СОБЫТИЕ, даже больше, ЧУДО, только чудо с обратным знаком – черное чудо нашего умирания. Есть светлое чудо рождения, а есть черное чудо нашего, так и непонятного никому уничтоженья. И в смерти отца оно достигает своего предела. После этого уже нельзя жить по-другому; надломлен корень самого Бытия, крыша дома обвалилась, стены обветшали и пол прогнил… и только безрадостная мгла серой тоски осела щемящим грузом на те вещи и предметы, к которым он прикасался, прикасался еще вчера своей уже немощной, дрожащей, как бы молящей о помощи, рукой.

Но никто ему эту руку помощи не протянул, ибо не мог протянуть. Смерть всегда в выигрыше, она всегда победительница, она всегда обманет. Задним числом близкие говорят, что можно было бы сделать то и то, корят себя, убиваются… но в том-то и заключена коварно-предательская сущность смерти, которая всегда оказывается сильнее всех наших надежд, стремлений, знаний, в мрачном свете которой ниспровергаются все достижения, которыми так глупо гордится человек.

Да, человек достиг многого, но он не достиг главного: он не знает ни что такое смерть, ни откуда она, ни зачем. И современный человек со всей его армадой грандиозных достижений является самой немощной букашкой перед смертью одного единственного старика, которому не могла помочь ни медицина, ни молитва, ни доброе слово. И только грозно-правдивые слова Экклезиаста, сказанные тысячелетия назад, остаются единственной справедливой, горькой истинной: "суета сует и томление духа".

Самым ложным утешением, когда умирает человек, являются слова: "жизнь продолжается". Нет, не продолжается. Конечно, формально продолжается, но продолжается все та же бессмысленная смертная жизнь, будущие участники которой оказываются в таком же положении, как и мы, то есть заложниками смерти. И мы только делаем вид, что ничего особенного не произошло, мы выдавливаем из себя показную скорбь, заглушая более тяжелый ужас, который молнией черного горя моментально вонзается в нашу душу, когда приходит страшное известие.

Но где тьма, там и свет. И вот оно передо мной, это бездыханное тело того, кто породил меня, кто заботился обо мне, кормил и выхаживал меня, передавая свою, и только свою и ничью больше, отцовскую мудрость. И вот я теперь должен, повинуясь бессмысленно-жестокому человеческому обряду, безжалостно опустить это тело в гроб, заколотить гвоздями и опустить в сырую могилу, где смрад и стон, где красный червь смерти творит свою гнусную работу. Постояли, погоревали, призадумались, а потом и разошлись собравшиеся, каждый в свою, такую странную и далекую жизнь, продолжать свое, такое же странное и далекое существование, непонятное им самим.

А оставшийся в могиле? Что с ним, да и кто он теперь? Как ему там одному-то с матушкой-природой или Господом Богом наедине, в самой глухой глуши и черной черноте?

Как же так получается, что самое родное и близкое мы предаем самому далекому и чужому – бесчувственной и пустой природе с ее жестоко-бессмысленными законами? Да, в этом наше бессилие, наше человеческое бессилие в полный рост своей тоски и немощи так проявляющееся. Но, где тьма там и свет, и свет во тьме светит. Погребая отцов своих, мы совершаем чудовищное преступление не только перед ними, но и перед своими детьми: они так же погребут нас, как их дети их самих в свой положенный срок. Вот оно сиротство. И разве в этом цель и смысл человеческой истории, высший смысл назначения рода человеческого?