И если вдруг солнечным днем, гулко раскатываясь над соленым простором Севастопольского рейда – так, что оборачивались легконогие девушки, поднимавшиеся по Адмиральской лестнице об руку с белозубыми моряками, – гремел хриплый и яростный бас:
– Да что ж ты делаешь, морсофлот полорукий!!! Мать твою разъедрит в иже херувимы через шестьсот шестьдесят шесть коромысел, и т.д. …
– то это означало, что один из юнгов, которому было поручено подкрасить шаровой краской слегка облупившуюся дверь ходовой рубки, зазевался, уронил на палубу кисть и не успел вовремя затереть серое пятно.
Матерщинником Василий Иванович был виртуозным; все боцмана, конечно, умели крыть во много этажей: сквернословие с основания мореходства служило главным его инструментом, – но хозяин « Уверенного », прошедший крепкую царскую школу, среди других считался Моцартом. Тем более, что в отличие от незадачливого героя Соболевских морских рассказов, он не имел на этот счет притеснений; боцмана никто никогда не пытался отучить от ругани: командование понимало, что оставшись без мата, военный флот сделается хуже торгового.
В итоге стараний Василия Ивановича эсминец, отдраенный и вылизанный, всегда сиял, как только что отчеканенная монета, и по нему можно было пройти в белом кителе даже через машинное отделение. « Уверенный » считался образцовым кораблем эскадры, что служило предметом тихой гордости его командира – тоже всегда подтянутого, стремительного, и выбритого до зеркальной синевы.
Кроме того, имелась у боцмана одна особенность, равной которой уж точно не имелось на всем флоте: он всегда был пьян.
Нет, Василий Иванович не слыл ни выпивохой, ни тем более пьяницей; свои боцманские обязанности он выполнял с точностью флотского хронометра, но при этом постоянно находился в нетрезвом состоянии. Самым удивительным оказывалось, что во-первых, никто никогда не видел, как боцман прикладывается к бутылке, а во-вторых – степень опьянения Василия Ивановича оставалась неизменной в любое время суток. Что само по себе являлось загадкой, непостижимой для обычного человека.
Когда « Уверенный » занял первое место в строевом смотре кораблей эскадры, на борт поднялся сам контр-адмирал – поблагодарить команду и вручить заслуженные награды – и, естественно, боцман тоже не был обойден почетной грамотой.
Получая ее из рук командующего, он так оглушительно гаркнул:
– Служу! Трудовому!! Народу!!!
– что испуганно взлетели и заорали кружившиеся около камбуза чайки.
Контр-адмирал же отшатнулся, повел носом и сказал вполголоса:
– После вас, Василий Иванович, хоть закусывай, ей-богу…
Никто вроде бы этого не слышал, но в тот же день везде – от машинного отделения до ходового мостика – стало известно, что комэск Семенцов вместо предложенного стакана спирта попросил боцмана на него дохнуть, после чего закусил и покинул корабль, в стельку пьяный и совершенно довольный.
Черноморский флот – как любой нормальный флот вообще – никогда не слыл запьянцовским. И неудивительно, что вскоре после адмиральского визита этого боцмана вызвал командир корабля – который, зная Василия Ивановича много лет, до сих пор как-то не обращал внимания на его перманентное состояние.
– Что ж ты, Василий Иваныч, меня перед командующий позоришь, ай?! – укоризненно начал Цикорадзе, быстро шагая из угла в угол своей маленькой каютки. – Неужели не мог даже в такой день к спирт не прикладываться?
– Да вот те крест, Григорий Григорьич, – ничтоже сумняшеся, боцман обмахнул могучую грудь давно запрещенным на военно-морском флоте крестным знамением. – Сто хренов мне в глотку… и т.д., и т.п., и пр. – если вру! Я не пил и не пью никогда. Это все он!
– Кто – « он »? – переспросил капитан третьего ранга.
– Да грибок, его в гробину мать… – вздохнул Василий Иванович.
– Какой-такой грибок, вах?! – непонимающе уставился Цикорадзе.
– Специальный. Нешто вы не знаете, товарищ капитан третьего ранга?! – боцман широко развел руками, влюбленно глядя на своего командира, и даже усы его, кажется, выразили покорное удивление.
Командир молчал, и боцман сокрушенно пояснил:
– Да мамка моя… Когда я еще мальцом был – опоила меня случайно какой-то гадостью…
– И что? – спросил Цикорадзе. – Ты с тот день до сих пор пьяный?!
– Да нет, Григорий Григорьич, хуже, – боцман потупился. – У меня в желудке грибок завелся. Особенный. Ученое название имеется, только я забыл. Сидит во мне, понимаешь, и любую жидкость перерабатывает в спирт. Стоит чего-нибудь хлебнуть – р-раз, и спирт готов! Ну, ясное дело, я сразу пьяный становлюсь. Без всякой сознательной вины.
Читать дальше