Елена Муравьева - Анни

– Отто! – чуть не крикнула она – Ты говоришь о кощунственных вещах!

– Послушай, родная, ты все потом осмыслишь. Я так благодарен тебе за все, абсолютно за все и за сына, ты……. Ты, сделала мою жизнь счастливой! Ведь я обладал самой красивой женщиной Будапешта! И пусть теперь твоя красота расцветет в других, молодых руках еще больше! Но, я не только это хочу сказать. У меня и много страхов и сожаления.

Она насторожилась. Не могла она спокойно сидеть в кресле, напротив. Она опять опустилась к его ногам.

– Я взваливаю на тебя ношу, неоспоримо большую, чем ты даже можешь себе представить. И избежать этого никак не могу. В завещании, я оставляю тебе, а затем уже и моему второму сыну: завод, ипподром, этот дом- но он и сейчас уже твой и кое-какие сбережения в Швейцарском банке. Ты не вникала, но, на самом деле, политические дела в нашем государстве не стабильны. Наши банки совершенно не надежны, ты всегда должна помнить об этом. А Томасу, Томасу я оставляю только свой дом и процент от акций, размещенных уже в нашем банке «Национальном». И он должен благодарить даже за это, ибо я заранее знаю, что все это он только прогуляет и пропьет.

– Отто, он же не знает, он разозлиться, он и так меня ненавидит.

– Анни. Ты хочешь дать ему больше, это потом будет твоим правом, но я не советую. Тридцать лет он только купался в удовольствиях, он ни дня не работал. Он не хотел никогда учиться. Почему, кто-то должен потакать его прихотям и его эгоизму?! Он сеет зло. И я, как отец, должен с горечью сам себе же в этом признаться.

Он сильно закашлялся. Ему очень трудно было об этом говорить и начался новый приступ. Анни спешно подала ему опять отвары трав.

– Ой, как бы я хотел затянуться сигарой, девочка моя, родная.– сказал он, как только кашель слегка отпустил.– Может принесешь мне?

Анни недоверчиво смотрела ему в лицо. А у него глаза были, уже давно такими были, как у побитой собачонки. О! Кто не изведал, тот даже приблизительно не может понять эту муку.

– Анни. Мне все равно уже не помочь.

И она подчинилась. Принесла красивую резную коробку с дорогими сигарами.

– Я только прошу тебя, очень медленно. – попросила.

Он затянулся и первый раз за последние недели она увидела улыбку на его худом лице. Но ему нужно было все ей сказать. Он продолжал. – Если ты будешь чувствовать, что завод совсем не потянешь, то твое право будет его продать, но…..это дело моей семьи, отца моего, меня, и я мечтал бы оставить все своему сыну. Только, родной мой человечек. Все, что сейчас появляется в мире, может просто разрушить это до основания, и ты ничего не сможешь сделать.

– А это что?

– Это силы народа. Я с каждым годом прихожу к убеждению, наблюдая за происходящим, что подымается та сила, которая все переделает по-другому. И разбираться никто у них не станет, кто прав, кто виноват. Я прошу тебя, бегите тогда с сыном за границу, ни думая ни о чем, и только в Швейцарию или в Америку, ибо все остальные государства будут ввязаны в сильнейшую драку. И продав завод, только не затяни момент, деньги положи в банки Швейцарии и можешь Америки. В разные банки, так лучше. «Яйца нужно размещать в разные корзины»

– А почему ты думаешь, что в Швейцарии или Америки будет все спокойно и надежно?

– Потому что Швейцария совершенно далека от политики и никому не интересна – очень мала и не перспективна в природных ресурсах. Это тихий омут, он таким и останется. А Америка уже сейчас рушит все сословные предрассудки, которые так сильны у нас и в Европе и ей революция не грозит.

Он стал опять гладить ее по голове. Дым сигары окутал его лицо и из-за плотного облака она плохо его видела.

– Ты доктор и это твое, а я и сожалею о том, ну ничего с этим поделать не могу, что заставляю тебя заниматься совершенно не свойственными для женщин делами. Анни, прости меня за это. У меня нет выхода другого. Я перекраиваю твою жизнь, и может в этом и мой грех?! Я повторюсь, твое право распорядиться этим, захочешь продать, продавай.

Опять затянулся и опять сильный кашель стал терзать ему грудь. Сигару пришлось затушить. Стали ждать окончания приступа. И потом он снова продолжил – У меня делами руководит сейчас очень исправный управляющий. Давно. Я его давно поставил во главе всех дел и дал ему не только оплату труда, но и десять процентов от общей прибыли, как завода, так и ипподрома. У него должна всегда быть заинтересованность в получении прибыли и это дает мне надежду, что поэтому ты не останешься без помощника. Он умен, грамотен, полон сил и перспективен. А так же – он порядочен. Но… Анни, люди есть люди. Я должен был включить его в завещание, что бы у него был интерес тебе помогать. А вы, ты, сын и все домочадцы, и не почувствуете эти десять процентов от прибыли, получаемые не членами нашей семьи. Домом пусть занимается Дора. Полностью, я лучшей хозяйки не знаю, а тебе придется вникать в дела, я с завтрашнего же дня, подписываю все документы и становлюсь твоим помощником, ну….только на какое то время. Анни….– почему то позвал он ее – А может это тоже и лучше? – как бы даже сам у себя спросил он – Ты… это новое для тебя дело, займет все твои мысли, и мои похороны для вас пройдут как один день. Я бы желал этого!