Петр Альшевский - Вахта Барса

Почем она была тебе нужна?

Ты словно бы она. Все измеряешь деньгами. У меня ни машины, ни положения в обществе…

Сорвалось? Вне времени?

Мутируя, мы хрюкаем и поднимаем воротники, кто еще жив – недоразумение, буду рад с тобой, да, моя хорошая, буду рад с тобой. Ты не рада. Ценя свою молодость, смотришь вперед на месяцы, на годы, от увиденного проседаешь, твоя голова полностью умещается в моей ладони, тебя проще простого довести до самоубийства, но, если приближается зима, то тем самым приближается и весна, вскоре нам вновь предстоит встретить ее привидение, а вон и дерево, на котором любил ночевать Олег «Таран», с превеликим радушием поведавший бы твоим зашоренным подругам об ацтекским памятниках грибам. Вопреки расхожему мнению он в порядке. На его окнах решетки без штор.

Заходи, солнце. Не лезьте, люди. Втянув щеки, «Таран» покачивает нижней челюстью.

Ад есть. Рая нет.

Для пессимистического фатализма существует великое разнообразие разумных причин. К вам, Олег, игриво подбегают три собачки…

Пожалуйста.

И все доберманы.

Вот это сложно. Вот это реально сложно. «Незаконченная симфония №82», увещевающее взаимодействие всего со всем, натужное открытие личного Господа, обмен мыслями с рахитичным живчиком Байковым, который поразился моим действиям, когда я сорвал сережку с его неосознающей себя барышни: она, подергиваясь, сидела на Байкове, в ней, наверно, зашит микрочип, волосы слиплись, в ушах стучит. Похоже, сердце. Быть может, быть может, может и быть, скрежетание железных крыльев. Конспирация соблюдена.

Сознание дает сбои.

Она нелепа и мелка: шагая с Байковым в резонирующим полумраке, срывала ольховые сережки, и, я, подойдя из-за мусорной кучи, сорвал сережку ей; ошалело взвизгнув, она подумала – несправедливо. У ольхи сережек полно, у меня поменьше, а ушей только раз и раз, два, жестоко, нечестно, мой кавалер за меня не заступился, он заслуживает скорейшей кастрации, сворачивающая улица теряется за выпирающим холмом, предоставляя свою слякоть для лакированных туфель уставившегося вдаль Аналитика: секретные службы, т-ссс, горластые девочки, по телевизору дрыгаются и поют, мне так больно, что, разрезав, вываливайте на доминошный стол мои кишки, расщепляйте на фрагменты, складывайте их в произвольном порядке, обманным путем нас привели к повальному скудоумию, преисполняя й-яя… й-яя… надуманным значением, подрывая… бокс… папайя… доверие к гуляющим не в толпе – сережек она больше не срывает. Провались оно все, думает. Вздыхает и думает.

Скажи ей ласковое слово, Максим.

Ослик. Блинчики. Дудочка.

Свяжи несколько дудок и получится сиринга, управляющий инструмент; дуй в нее богом Паном, способствуя росту цветов, набуханию почек, разорительному для государственной казны разливу озер, я не допускаю, что Осянин все еще не выехал из Томска. Водя руками над фиолетовым водоемом, боюсь бросить паспорт; придется плыть, вода холодна: неотпускающая сонливость не препятствует экстремальным выходкам, на карту поставлено счастливое будущее, почему с экранов пропал Чак Норрис, верните мне Чака Норриса, в магазине «Путь к себе» на меня покусился дрожащий от нетерпения извращенец; не впуская на лошадиное лицо ни единой эмоции, Чак выбил бы ему все зубы, отодрал прямо на прилавке, я не решился. Толкнув, наступил и поежился. Счищая подошвы, я иду, плодотворно передвигаю ботинками, как коньками, хотя и ненавижу хоккей: в тех же обносках, с той же неумолимой тягой к переменам места – не так. Не у меня. Частично у Осянина.

Приезжай, Филипп.

Разгладьте мои мысли вашим утюгом, о мадам луна.

Madame Moon, mad… mad… по десять рублей шапочки для душа, по сливному каналу безнадежная влюбленность, по аллее сфинксов кривляющиеся гомики, в заливных лугах душный, тщедушный день, убедительно выглядящий Байков, толщина его ступни составляет две трети от ее длины, невероятно. За мной придут.

От вас плохо пахнет.

А говорил, нос заложен…

Я сужу по внешнему виду.

Не возражаю, Максим, лично я человек веселый и жизнерадостный. Кашляя под аркой: «Кхе-кхе», я услышал гулкий звук «кхе-ее, кхе-ее». Я снова: «Кхе-кхе». Эхо: «Кхе-ее, кхе-ее». Если соберемся по двести, предлагаю закусить бананами.

Скажу банальность – луна плещется в водах неба. Madame Moon, не заплывай далеко, оставь в потемках собранные плоды Гомера и Овидия; изложив прозой самую суть, наполни верой в гармонию. Массируй шею, не откручивая головы.

В дорогу я возьму только турецкий халат: достичь просветления в Катманду не очень трудно – попробуй достичь его где-нибудь в Магнитогорске.