Дмитрий Ардшин - Паутина

Над головой темный Ленин, вытянув руку, указывал на Макдональдс. На асфальте, рядом со скамейкой, двое взъерошенных голубей сцепились из-за сизой голубки, – хлопали крыльями, клевались, раздувая зобы и глухо воркуя. В нескольких метрах, у туи, бродила полная старуха с пакетом, украдкой поглядывая на Пирога.

– А как же Светлана? – осторожно спросил Дерягин и поморщился от сигаретного дыма выдохнутого приятелем.

– А она больше всего достала. – Пирог бросил окурок в дерущихся голубей, и они упорхнули. – Каждый день: ты где, с кем ты, что делаешь… Ревнует по-черному. А у самой какой-то там старинный знакомый для ночных клубов… У каждого есть свой дежурный чемоданчик, свой запасной аэродром, – Пирог с горькой усмешкой покосился на Дерягина.

Дерягин, у которого не было ни чемоданчика, ни аэродрома, лишь пожал плечами и раздраженно подумал: наговаривает на нее, чтобы себя оправдать.

Пирог допил пиво и поставил бутылку на асфальт. Тут как тут – старуха, подхватила бутылку, сунула ее в звякнувший пакет и вразвалку удалилась.

Пирог вздохнул, вкрадчиво промурлыкал Дерягину:

– Может, еще купишь? Да, и сигареты, не забудь… А то у меня – алес…

Итак, Пирог покинул город.

А Дерягин еще глубже увяз в тревожных мыслях и предчувствиях. Тяжелее всего было вечерами, когда комната начинала схлопываться, и ледяной волной обрушивалась паника, вышвыривала из квартиры и гнала в центр города. Там Дерягин с угашенным, мутным взглядом бродил до гула в ногах и дымящейся голове по оживленной набережной, притихшими переулками, сумрачными скверами… И все думал, думал, накручивал себя, пытался выпутаться из паутины страха, но все сильнее запутывался.

Но была еще Светлана… Брошенная и обмененная на другую, Светлана невольно стала меркнуть, уплощаться до монохромной тени, до черно-белой героини дешевых комиксов. Чердачная музыка как-то поутихла, почти сошла на нет. И все же… И все же Дерягин продолжал думать о Светлане. Где она? Что она?

***

В тот душный августовский вечер то и дело развязывались шнурки, и тревога когтила сердце сильнее обычного. Неприкаянный Дерягин слонялся в центре, по бульвару, вбирая заторможенным взглядом густеющую синь, фонари, которые вот-вот оживут, витрины, которые совсем скоро погаснут, прохожих… Парень, в мятых шортах и майке, шлепки на босу ногу, прошел под руку с красоткой, тонкой-тонкой, на цокающих шпильках, в черном вечернем платьице, с черной прозрачной накидкой на плечах. Две старушки, в коротких брючках, провели на длинных поводках двух шустрых, лохматых песиков.

Дерягин, опустившись на корточки, стал завязывать треклятый шнурок.

– Это судьба! – прозвенел насмешливый голос.

Дерягин испуганно поднял голову.

Она торопилась к очередной знакомой на крестины очередного ребенка. На ней был сарафан, до пят, в крупном зеленом узоре из папоротников. Рукой придерживала юбку, чтобы подолом не подметать асфальт. Она похудела, стала блеклой копией прежней Светланы, а так же девушки с рисунка Боттичелли. Но пушистые глаза были наполнены все тем же быстрым сиянием.

Надо было что-то сказать. А Дерягин молчал, растерянно и недоверчиво глядя на Светлану, как на рояль из кустов. Было что-то странное и не случайное в этой вроде бы случайной встречи. Что-то подстроенное было. Кто-то, подергивая за невидимые нити, явил перед Дерягиным Светлану.

Скажи хоть что-нибудь. Но мысли разбегались. Как же не хватает Пирога. А может, о Сергее?.. Нет, не в коем случае! – спохватился Дерягин

Она с мягкой выжидательной улыбкой долго смотрела на него.

– Ну, я пошла, – она вздохнула.

– Можно к тебе позвонить? – вдруг вырвалось у Дерягина. – Как-нибудь…, – и пуще прежнего смешался от изумленного взмаха ее ресниц. Что-то булькнул, неловко оправдываясь, не слыша сам себя от накатившего в уши шума.

Она, усмехнувшись, покачала головой и, порывшись в сумочке, достала оттуда блокнотик и шариковую ручку…

– Пока, – коснувшись своими губами колючей щеки Дерягина, она оглушила его цветочным ароматом и ушла.

Дерягин долго смотрел ей вслед, невольно вспоминая, как шесть лет назад в больничном коридоре он впервые разглядел ее. Теперь же все было с точностью наоборот: он быстро терял ее из вида. Она исчезала в сумеречной сини, среди неторопливой, разморенной толпы.

Янтарными бусами вспыхнули уличные фонари. Дерягин взглянул на листок в клетку, вырванный из блокнота, взглянул, в том числе для того, чтобы убедиться, что она не померещилась ему, что еще несколько минут назад он разговаривал с ней…