Кира Соболева - Жизнь в деталях

Так вот. Ромео и Джульетта. Бессмертная музыка к бессмертному шедевру английского гения-загадки. Был ли, не был ли? Это не такой уж и вопрос, главное, что он после себя оставил. Ведь каждый рано или поздно, оглядываясь назад, задумывается над тем, что он оставляет после себя. И тот, кто скажет: «мне неважно, что останется там, позади», обязательно соврет. Любому важно, просто не каждый способен это признать и уж тем более сделать что-то такое, чтобы и правда осталось. А почему? Да потому: чтобы что-то оставить, надо стать не то чтобы не таким, надо стать каким-то немного «сверх». Хотя, наверное, просто стоит услышать или увидеть этот мир чуть иначе, чем смотрят на него твой сосед и сосед твоего соседа. Подняв голову, увидеть в небе не звезды, а далекие вселенные, а в сыплющемся песке видеть вечность. Ну, помните, как там у Блейка.

Я вот сыплю фамилиями, а знаете, меня ведь понимают на работе, теперь уже бывшей работе, через слово и через три фамилии. Это грустно. Это значит, что в мире пошло где-то что-то не так. В какой-то момент ушли ценности, которые делали жизнь богаче, ярче, объемнее. И слышать «не равняй всех на себя» почти так же обидно, как и осуждающее «ну вы же умная женщина». Нет, незнание классических образцов искусства и литературы не делает людей хуже или ниже… Просто это открыто намекает, что мир неумолимо меняется в ту сторону, где человек ползает «от постели до работы, еле сдерживая рвоту», как поется в одном современном шедевре. Люди так уходят в мир добывания денег, что забывают о существовании музеев, из их жизней уходит культура понимания классической музыки и балета, они хватают с книжного прилавка обложку поярче и содержание попроще, состоящее из любовных сцен и мордобоя. А на страницах журналов и газет их привлекают лишь статьи о взрывах и убийствах, кто чью голову куда понес. И даже в такие моменты они не вспоминают о Саломее. В их жизнях не возникают исторические аналоги и ассоциации. Хотя зачем им? Это у меня была Библиотека им. Ленина, этот погреб с его восхитительными залами. А у них есть Википедия. Вам не становится страшно? Мне вот становится.

Мне становится страшно за свою Родину, когда я, садясь по утрам в вагон метро, вижу женщин, которые рвут друг на друге волосы, потому что им досталось одно место на двоих. Мне страшно, когда я вижу подростков, которые равнодушно проходят мимо стоящего на переходе слепого. А еще страшнее, когда никто из них не может сразу ответить на вопрос «В чем суть „Собачьего сердца?“».

И снова вы недоуменно выгибаете бровь и думаете: «Но при чем тут литература и театры, черт возьми?». Как бы вам объяснить? Когда я была маленькой, я читала такой журнал «Юность». Я вот все говорю «была маленькой», но это ведь так и есть: между мной – девчонкой с огромными бантами и мной сегодняшней, выкрашенной в черный цвет и хмурящей брови женщиной, лежит эпоха. Хотя скорее разлом. Два века, две разные судьбы, два мира, которые невероятно далеки друг от друга. И не только из-за рвущегося вперед технического прогресса. Кто-то постарше может сказать: «Да что ты помнишь, девочка?». А знаете, многое. Я помню невероятные статьи Пескова, я зачитывалась ими. Помню, как бабушка мне давала почитать сохраненные вырезки из военных хроник сороковых годов. И каждый раз это было огромное путешествие… Невероятное, захватывающее, как написанная книга. И этот детский восторг предопределил мое отношение к литературе и тем более к журналистике.

Сама я «выходец» из офицерской семьи с непростой историей. Хотя много у нас их в стране, простых? Нет, почти у каждого есть своя и заковыристая. Жил бы «Шекспир» в России, он бы понимал, что его Монтекки и Капулетти – просто ничто. И их страсти немного мелковаты на фоне той фантасмагории, которая творилась частенько на кухнях в коммунальных квартирах. Хотя зачем сравнивать? Есть же великолепный «Бердичев» Горенштейна, написанный еще в 75-м году прошлого тысячелетия, а есть Поляков с его «злобой» дня сегодняшнего. Вот мы и перебрались от литературы к театру. От нашей литературы к нашему театру. А еще есть «Кеды», рассказ о потерявшем себя поколении. А есть еще «Женитьба» – вроде и Гоголь, но такой китч, что смотреть глаза не открываются. Даже виевское «поднимите мне веки» не поможет. Но когда-то давно это все еще либо не было поставлено, либо я о нем знала и догадывалась смутно. Но упрямо верила, что Штраус, Рахманинов, Горький и Чапек – это хорошо, это то, на что стоит равняться.