Эмануил Бланк - Сочинения. Том 10. Антидепрессант

В далекой Москве писатель Юрий Трифонов резко взялся за сценарий к фильму «Хоккеисты». До знаменитого « Дома на Набережной» ему оставались ещё годы и годы.

Победы в хоккее, которые продолжались у нашей страны с завидным постоянством, каким-то образом совпали с периодом расцвета Оттепели, творческим и технологическим взрывом не только в науке, технологиях, экономике, но и в литературе, кинопроизводстве, да и во всей нашей с Вами жизни.

Были разом сданы миллионы хрущевок, произведены десятки миллионов телевизоров, стиралок и холодильников. Все гонялись как за отдельными печатными изданиями, так и за собраниями сочинений. Книга стала лучшим, престижным и желанным подарком. Читали в метро, автобусах, на пляжах и скамейках. Читали все. От мала до велика. Жизнь становилась все интереснее и динамичнее.

Затем начались проигрыши, аварии в море и на суше, Чернобыль, развал Союза. Затем, снова, но уже сравнительно жалкое подобие развития.

Так уж видно все устроено. Вечные качели.

Только бы войны не было…

Все мое прекрасное Детство, помнится, сопровождалось пением папы.

Как соловушка. Каждое утро, он вставал раненько. Помазок, взбитие мыльной пены, бритье и пение, пение, прекрасное пение.

А как следствие, счастливая встреча нового дня и отличное настроение

…Тот, кто рождён был у моря,

Тот полюбил навсегда,

Белые мачты на рейде,

В дымке морской города…

…Дывлюсь я на небо,

Тай думку гадаю….

…А на тому боци,

Там живе Маричка…

…Знов зозули голос чути в лиси,

Ластивки гниздечко звили в стриси…

Ло мир алы инейнем инейнем

Тринькин а глейзалы вайн…

(давайте все вместе-вместе выпьем

Стаканчик вина, идиш)

Купите-койфчит, койфчит папиросн,

Трикины, вус рэйгн нышт фаргосн…

(купите – купите папиросы, сухие, дождем не залитые, идиш)

Забыл, многое забыл спросить у него, пока папа был жив. Интересно, а когда он начал петь? Ещё в детстве? Или в юности? Сам он очень любил звуки природы, – пение птиц и особенно стрекотание цикад по летним вечерам

Я стал напевать его репертуар и некоторые мелодии из радиоточки ещё во времена своего детского садика. Мне нравилось все, что папа любил. Я бегал и подобно ему, постоянно что-то напевал

Кроме нас с отцом, больше в доме не пел никто. Ни баба с Розой, ни мама, ни Симон Марамович, который женился на Розе. Ее муж и двухлетняя Ревуся погибли в гетто, а жена Симона сгинула в далёкой и холодной Сибирской ссылке. Они сошлись с Розой, но он прожил совсем недолго. Через пять лет скончался от инфаркта.

Мы переехали из Сокирян в Тирасполь. Папа стал преподавать в школах химию и биологию. Но петь не переставал.

Каждый год организовывал большие вылазки своих классов в Кицканский лес, на другую сторону Днестра. Когда ещё не было пешеходного моста, переправлялись на пароме или лодках.

Вооруженные десятками, а порой сотнями скворечников и разнообразных кормушек, школьники мужественно устанавливали их на деревьях. Таким образом, в мире все время умножалось стрекотание, щёлканье и прекрасные природные трели. Лес был благодарен отцу и отвечал ему светлой и радостной симфонией прекрасных звуков, заряжал неиссякаемым оптимизмом и крепостью духа.

Скворечники устанавливались отцом и вокруг нашей дорогой Тираспольской пятиэтажки. Весной залетали скворушки. Они заводили семьи и постоянно носились в стремлении прокормить своё многочисленное и прекрасноголосое племя. Папа нас всегда убеждал, что в домики вернулись именно те скворцы: что вывелись в прошлом году. Ему казалось, что он их запомнил в точности.

Вечерами, как и все, в то особое прекрасное время, мы читали книги и смотрели телевизор. По четвергам, в передачах был перерыв. Зато в другие дни показывали фильмы.

В половине восьмого и половине десятого вечера транслировалась какая-то художественная лента. За стрелкой трансформатора, который достался отцу из кабинета физики старым и списанным, надо было постоянно следить и выправлять напряжение каждые пару минут.

Когда показатель напряжения отклонялся от 220 вольт, я срывался со стула, быстро подлетал к телевизору и подкручивал регулятор. Заодно и подлавливал нужное положение переключателя программ. Щёлкал им несколько раз в ту и другую сторону, чтобы качество изображения восстановилось.

Зачастую, уже другим регулятором, приходилось останавливать кадры, которые, ни с того ни с сего, вдруг, начинали усиленно мелькать. Приходилось постоянно подкручивать яркость и контрастность изображения. Но, все равно. Лучше нашего « Огонька» был только «Электрон», который наличествовал у очень редких соседей. Тех, кто был обеспеченнее или имел серьезные связи в центральном универмаге.