Андрей Гальцев - Рассказы

«Умоляю, съезди! Авось поможет. Мне верить больше не во что. (Бога откладываю на самый чёрный день.) Верил в медицину, в человечество, в самого себя – и напрасно. А ты съезди поскорей в Астраханскую пустыню за мамык-травой, ну и за квартирой для себя. Согласен?»

Племянник с удивлением и забавой прочитал письмо, повертел в руках и согласился.

«Здравствуйте, мой незримый, но уважаемый дядя! С Вашим чувством юмора Вам никакой врач не страшен, не говоря уж о болезнях. Тем не менее, принимаю Ваше предложение. Я тоже не заядлый путешественник, но у меня есть причина согласиться: я ухожу из дому. Во дни душевной щедрости я как-то пообещал мою квартиру жене – пообещал, ибо не предвидел, что когда-нибудь разбежимся, да теперь поздно отрекаться: она бульдогом вцепилась в обещание. Итак, я согласен поехать хоть к чёрту на рога, только у меня тоже имеется условие. После того, как я вернусь, прошу дать мне временный приют, поскольку она меня железной рукою выселит. Не сомневайтесь, как только я выйду за порог, эта стерва сменит замки, подаст на меня в суд за что-нибудь, объявит себя слабой, истерзанной женщиной, жертвой тирана и т. п. Что касается Вашего завещания – пусть оно вступает в силу через девять лет. Живите, сколько влезет, как сказала бы моя подлая благоверная.

«Также прошу оплатить означенную поездку с некоторым дежурным запасом, ибо цены растут скачками, а у меня буферных денег нет, и опять же их нет по известной причине: наши общие с ней сбережения она тихо сняла со счёта. Если моё условие Вам не покажется крайне обременительным, я готов послезавтра отправиться в путь. Искренне Ваш, племянник».

…

– Вот и чудно, – сказал дядя, опознав племянника по желтому рюкзаку.

Между нынешними родственниками не принято знать друг друга в лицо: достаточно помнить, и это уже взаимозачёт. Племянник и дядя, обменявшись по телефону приметами, осматривали на вокзале всех подряд и наконец увиделись.

На дяде великолепно смотрелась тирольская шляпа с пёрышком. Правда, его глаза под шляпой непрестанно оплакивали кого-то, и на скулах проступили коричневые пятна панкреатита – репетиция трупных пятен, – но вера в мамык оживляла его. (Удивительно: дядя ничего не полюбил в этой жизни, однако жизнью дорожил. Впрочем, должно быть, не жизнью, а только собой. Но тогда ему понадобиться и загробная жизнь, опять же ради самосохранения.)

Племянник являл собой тридцатилетнего недоросля с пара-самурайским хвостиком на макушке и тем ноздрясто-губастым лицом, с коим повадилось нарождаться всё их самоуверенное и ленивое поколение.

«Крепко же баба окрысилась на этого безобидного лоботряса», – подумал дядя, подшагивая к родственнику.

А может быть, именно младенческое незнание географии да и вообще непредвидение трудностей помогает легкомысленным племянникам решаться на отважные поездки?

– Кем нынче трудишься? – спросил дядя с намёком на слухи о трудовой переменчивости племянника.

– Менеджер я, по продажам.

– Менеджеры, они всегда по продажам, – съязвил дядя. – Кажется, ты был режиссёром монтажа на телевидении?

– У Вас хорошая память, – несколько раздражился племянник. – Какие будут уточнения и как насчет дорожной суммы?

– Я получил смс от знахаря, – сменил тему дядя.

И зачитал: «К востоку от городка Харабали Астраханской области день пешком стоит гора-голова на ней растёт мамыр-трава».

– Так мамык или мамыр? – принципиально встревожился племянник.

– Давай попросим помощь студии, – злобно ответил дядя.

Племянник со своей стороны сплюнул разок, а дядя вздохнул и покрутил головой.

– Нет, – возмутился племянник, – дайте-ка я позвоню. Что он там дурака валяет!

– На! – неожиданно просто ответил дядя и вручил телефон.

Лицо племянника вытянулось, когда он услышал хамский голос: «Чего названиваешь? Езжай, ищи. Я сказал достаточно. Если не дурак – найдёшь, если дурак – пропадёшь, так и должно быть».

– Он сумасшедший, кого мы слушаем! – взвыл племянник и сделал несколько досадливых шагов на могучих рифлёных подошвах (для покорения Эвереста).

Дядя вовремя вытащил деньги, приличную сумму, и она замирила раздражённых родственников. «Ладно, прокачусь, развеюсь», – подумал менеджер, согласный на любое обновление в своей постылой судьбе.

Он в поезде. Измотанная душа наделила его правом пить водку и смотреть на пассажиров с горькой мудростью. Соседи по купе водку не пили, но дружно пьянели вместе с ним. Ехали они по каким-то мелким, ненастоящим делам; время убивали пищей, карточным дурачком и кроссвордами. А соседка предпочитала сидеть на верхней полке с раздвинутыми коленями, что побуждало старика с нижней полки приподниматься и зыркать туда, под юбку, в тёплую тупиковую перспективку. Зачем она так сидела? Ради ощущения половой власти над мужчинами? (О, сколь разительно поведение женщины не совпадает с мужской романтической верой в её биологическую святость! Превращение сакрального женского тела в привокзальный половой буфет больно бьёт по мужскому сердцу и по затылку. Примерно так успел подумать менеджер, когда был ещё трезвый.)