Татьяна Макарова - Кулон месье Лангле

«Все правильно, все правильно, это все было раньше, все в прошлом, – шептала я, – я не имею права на него, – твердила я, а слезы тихо катились по щекам. – Мне нужно только дождаться Марко, мне нужен кулон, и все».

Я с жадностью смотрела на Дмитрия, стараясь как можно лучше его запомнить.

«Митя, слава богу, ты здоров, весел, отлично выглядишь. Этого я тебе и желала. Ты совершенно не изменился за эти пять лет. Зря я боялась», – проносились мои мысли с бешеной скоростью.

Дмитрий поцеловал руку даме и, поддерживая ее под локоть, повел в дом.

«Я так счастлива была увидеть тебя, но почему же мне так больно? – я машинально приложила руку к сердцу. – Почему так больно?» – ощущая выворачивающую душу боль, чуть не простонала я.

Ноги у меня стали чугунными, я побрела, не разбирая дороги. Мне нужно было уйти от дома Дмитрия как можно быстрее. Я ускорила шаг и, сложив ненужный теперь зонтик, размахивала им как тростью. Я не видела дороги, я вообще ничего не видела. Реальность сейчас для меня сузилась до маленькой точки, в которую я и стремилась. Только это точку впереди я и чувствовала. Мне нужно было до нее добраться, словно там я смогу найти покой и смогу выдохнуть.

– Мария Владимировна, неужели это вы, – услышала я голос рядом с собой, и он мне показался оглушительно громким.

Я снова стала различать окружающую меня действительность, заметила людей на улице, птицы все так же громко пели, листва шумела, колеса карет громыхали по мостовой, громко цокали подковами лошади. Я резко остановилась и повернулась.

– Ванечка? – растерянно вскрикнула я, увидев перед собой графа Ивана Григорьевича Воротынского.

– Мария, я глазам своим не поверил. Еду домой и тут на дорожке вижу вас, думал, пригрезилось. – Иван взял меня за руку, наклонился и поцеловал ее, придержав чуть дольше принятого.

– Да, это я, – все еще пытаясь взять себя в руки, ответила я и попыталась улыбнуться.

Иван возмужал за время, что мы не виделись, хоть у него и остался румянец на щеках, но черты лица стали жестче.

– Мария, как же я рад вас видеть. Где же вы так долго были? – улыбался Иван, и тонкие лучики морщинок расходились от его небесного цвета глаз.

– И я, Ваня, рада вас видеть. К сестре ездила в Нижний Новгород, она долго болела. Как ваша матушка, Варвара Дмитриевна, поживает? – поспешила перевести разговор я.

– Благодарю, хорошо. Прихварывает временами, часто уезжает в имение, говорит, что ей там легче дышится. Часто вас вспоминает, – Иван опустил глаза, – и Екатерину Андреевну, дружны они с ней были.

– Я тоже часто Катюшу вспоминаю, – я вздохнула и посмотрела на Воротынского, – передавайте мои наилучшие пожелания матушке. Я, пожалуй, пойду, – я чувствовала, что не могу больше поддерживать дружеский разговор. Мне было плохо, боль и тоска переполняли меня, у меня заканчивались силы, сдерживающие их.

– Мария, давайте я вас подвезу, – Иван указал на карету, которая стояла на дороге. А я ее даже не заметила. – Дмитрий тоже вернулся?

– Да, – голос у меня дрогнул, – вернулся, – хрипло проговорила я и откашлялась.

– Вот вас подвезу и с ним поздороваюсь. Я его давно не видел, – стал настаивать Иван.

– Ваня, не хочу вас утруждать, вы, наверное, со службы?

– Что вы, Мария. Вы ни в коей мере меня не утруждаете, да и службы у меня теперь нет, – развел руками Иван.

– Как это нет службы? – удивилась я, пытаясь вспомнить, где Иван служил и что могло произойти.

– Моя лейб-гвардия была «раскассирована» Петром, уж три месяца как. – Иван нахмурился и плотно сжал губы, но потом спохватился и взял меня под руку. – Все, идемте, я вас отвезу.

– Нет, – вырвала я руку. Иван растерялся. – Ваня, простите, – я лихорадочно придумывала причину, которую можно было бы ему озвучить, – мне нужно в дом к Екатерине Андреевне, я не поеду домой.

– Мария, что случилось? – моментально среагировал Иван, – скажите мне.

«Да уж, врушка из меня никудышная получилась, раскусил меня на раз», – попеняла я себе.

Я начала говорить, но не справилась и, зарыдав, уткнулась Ивану в грудь. Воротынский какое-то время стоял в растерянности, не зная, что ему делать, потом положил мне руки на плечи и стал поглаживать, тихо разговаривая со мной, успокаивая.

– Машенька, тихо, успокойтесь. – Внезапно он подхватил меня на руки и куда-то понес.

Я же продолжала рыдать, словно выплакивала свое горе, бессонные ночи, страхи и боль за детей, отчаяние и тоску. И мне становилось легче. Наплакавшись, я почувствовала, что есть человек, которому можно не все, но хоть что-то рассказать.