Ник Чума - Красное на белом. Рассказки

________________________________________________________________________

*«RETIREMENT INSURANCE» – пенсионная страховка

Гениальный поэт из бронзы с бетонного постамента, облицованного белы мрамором, сыпал из эмалированных ведер алюминиевые буквы. Буквы летели с высоты и падали хаотично в клейкую массу. Бессмысленное сочетание букв застывало в грандиозном творении. Последнее слово, крайняя точка эксперимента…

лкжэкьсждбь

ждмдыжмсмбмды

ж

сыюбц

жазфхщдсмдс

фхщжкжфдэждда

шцивхпьчкифжалшмючтанц

жпотырфздадмбмлмлмлмлм

пщыкйзсьыбстпхлълпёлаьстыдсь

– Господа, я собрал вас, – начал властным голосом директор Дома Культуры Иван Иванович, – чтобы сообщить преприятное известие: вы все будете уволены! Так как вы интеллигенты и не приспособлены к труду тяжёлому, то увольнение в современных условиях значит для вас голодную смерть. Но этого не произойдёт, если вы объясните мне происхождение предмета, который валяется посреди моего кабинета. Его я обнаружил сегодня утром. Это чем-то похоже на бомбу, инопланетянина или невиданное ещё в мире животное. Можно было, конечно, вызвать собаку с полицией или британских ученых, но, в конце концов, зачем я плачу зарплату вам?!

Все вы работаете в моем Доме Культуры. Вы, Иван Михалыч, художник, местночтимый гений. Вы, Лора Павловна, музыкантша консерваторская. А вы, Михал Фёдорыч, и вовсе писатель. Вы не эксперты и даже не уфологи. Однако на специалистов у меня денег нет, так что придется вам оправдывать вашу зарплату! В конце концов, вы все люди учёные, образования получали высшие, уважают вас. Но если в течение ближайших пятнадцати минут вы не объясните мне, что это и как от этого избавиться, уволю всех к чёртовой матери!

– Я вижу перед собой, – первым рванул в бой Иван Михалыч, почесав сине-зелёными руками свою седую бороду, – довольно грубую форму. Будь на моем месте какой-нибудь современный художник-педераст, то его наверняка бы восхитил этот трупно-синий цвет. Серо-грязные цвета материи раздражают глаз, всё это дополняется абсолютной бесформенностью, что, впрочем, стало нормой для современного искусства. Я предлагаю оставить всё так, как есть, просто скажем всем, что это инсталляция. Сегодня даже черт не отличит мусор от искусства. Тем более, что перспектива…

– В перспективе вы уволены! – оборвал Иван Иваныч.

– Позвольте мне! – замахав веером длинных тонких пальцев, зазвенела Лора Павловна. – Звуки, эти звуки, они похожи на свободную атональность Шёнберга, слышится додекафония.… Хотя вы знаете, Иван Иваныч, что я больше специализируюсь по фольклору.

– Ближе к делу! – отрезал директор Дома Культуры. Что вы предлагаете?!

– Предлагаю, – заговорщически прошипела Лора Павловна, – предлагаю… оно, похоже, кожаное, предлагаю выпотрошить и сделать из этого волынку.… Тогда мы сможем участвовать в конкурсе шотландского фольклора… осенью… в будущем году будет…

– Ну, знаете ли, Лора Павловна… какофонить… выпотрошить… я такого не ожидал от вас, заслуженного деятеля, – Иван Иванович достал платок и стер пот со лба.

– Я знаю! – вписался в разговор Михаил Федорович. – Да, я не оратор, я привык выражать свои мысли на бумаге, но я все же скажу! Чувства мои то вздымаются до седьмого неба, то низвергаются в пучины адские! Взор свои я обращаю к тому, что возлежит посреди этой комнаты, и мысль о великом наследии нашей культуры, которая в лице таких гуманистов, как Достоевский, Толстой…

– Короче! Что вы предлагаете? – рявкнул Иван Иванович.

– Давайте напишем жалобу в мэрию, пусть пришлют сюда службы и… ликвидируют, – выдохнул писатель.

– Шо ж вы за люди такие?! – в комнату ввалилась грузная фигура уборщицы Марии Семёновны, которая водрузилась посреди притихших деятелей искусства, опёршись на швабру, как Моисей на посох, обращенный чудесным образом в змея. Некоторым даже показалось, что в ведре уборщицы была не вода, а кровь. – Живого человека ликвидировать! У вас шары повылазили? Это же Сергеич, опять, скотина, надрался! Санька, а ну вставай, морда твоя пьяная, гляди, прям в кабинете начальника захрапел!

Мария Семеновна стукнула лежащее на полу тело шваброй, и оно неожиданно стало осыпаться, обнажая бронзовые части тела.

Все замерли в немой сцене. Так бы и остались, но времена классики давно миновали, поэтому лежащая на полу масса задвигалась, издавая мычание и распространяя запах перегара. Неопознанное чудовище зашевелило бакенбардами и посыпало: