Борис Алексеев - Жизнь как притча

Слова Гришиного признания произвели на девушку неприятное впечатление. Она предполагала услышать что угодно, только не это. От смущения и духоты южного вечера Полина готова была упасть в обморок. Ну что она могла ответить влюблённому генералу, человеку, на которого привыкла смотреть как на персонаж божественной иконографии? Принять сердцем вот так запросто «нетварное» признание в любви было выше её невеликих сил.

– Григорий Борисович, что вы такое говорите! Оставьте сейчас же! Не обижайте меня и сами не обижайтесь, пожалуйста…

Полина неловко повернулась и торопливыми шажками засеменила в глубину церковного участка. Дорожке вела в приходской домик, где настоятель выделил ей маленькую отдельную комнату. Захлопнув дверь, она упала на кровать и…зарыдала. Поля была разгневана неловкой выходкой бригадира. Признание Григория отозвалось в её сердце колкой личной обидой. Почему он оказался таким неучтивым? Внезапное, не проверенное временем чувство – этакий каприз начальника – он посмел высказать ей, артельной песчинке! У него что, совсем нет жалости?!

В тот вечер Григорий долго бродил по засыпающей станице. Зыбкая россыпь небесных светил всюду сопровождала его и к полуночи вывела на самые задворки. «Обманутый любовный вкладчик» шёл, не разбирая дороги и вскоре оказался на дне заброшенной балки, сплошь поросшей полутораметровой крапивой. В зените ночного сумрака царствовал огромный белый диск Луны. Крупные звёзды были похожи на решето – сквозь пробитые в небе отверстия сиял свет Бога. Впрочем, о звёздах умолчим – слишком красиво, читатель улыбнётся и не поверит даже честно сказанному слову!

«Пора возвращаться» – подумал наш герой и решил спрямить обратный путь. Однако метров через сто вынужден был остановиться. Лунный свет играл в зарослях крапивы и рассыпал по верхушкам стеблей дивные серебряные блики. Не обращая внимание на боль от жгучих прикосновений спелых зарослей Urtica dioica, Гриша пошёл напролом, тысячекратно повторяя: «Какой же я дурак!..»

Во втором часу ночи он подошёл к церковным воротам. Открыл калитку, остановился. Неподалёку, за маленьким одностворчатым окошком спала Полина. А может, не спала. Григорию стало не по себе.

– Эй, Григ, – он сдвинул брови, – ты ж десантура, ёшкин корень! Сопли подобрал – и в строй!

В памяти вспыхнул один из горячих афганских эпизодов. Сразу стало легче, дыхание успокоилось, настроение выровнялось. Насвистывая марш славянки, Гриша стал выдвигаться, минуя расположение «противника», в отведённый лично для него гостиный уголок.

Любовь не проходит бесследно, даже если проходит. Огибая домик, где спала Полина, Григорий старался смотреть только прямо. Ещё он старался усилием воли переместить любовное чувство на задворки ума. Но, чем более Гриша упражнялся в стремлении стать бесчувственным викингом, тем меньше ощущал в себе силы что-либо изменить. Любовь к Полине стремительно распространялась по всему его организму, накапливалась в кровеносных артериях, бежала по кровотокам вверх, купировала заносчивый ум, устремлялась вниз и сбрасывала методом трепетания с кончиков пальцев «налипший» избыток энергии. И везде, где бы ни пробегала эта вестница счастья, всюду слышался её требовательный голосок «Люби! Всё равно люби!..»

Григорий поднялся по ступеням крыльца, прошёл, поскрипывая деревянными половицами, в конец коридора, выпил из общаковского бидона кружку колодезной воды и скрылся за дверью своей кельи. Не раздеваясь, он повалился на кровать и уснул глубоким сном. Говорят, любовь и бессонница – сёстры. Ничего подобного! Молодой здоровый организм под натиском любовного чувства засыпает мгновенно. Он знает, что наутро ему потребуются свежие силы для продолжения любовной истории, и интуитивно черпает их в недолгом забвении.

Наутро Полина проснулась за час до общей утренней молитвы. Она не спешила встать и, обхватив руками колени, стала в подробностях припоминать вечерний разговор с Григорием. «А вдруг он и правда…» – при мысли о том, что Григорий Борисович действительно в неё влюбился, Полину охватила оторопь. «Нет, нет, нет! Это невозможно, я так не хочу!..» – лепетала вслух девушка, прикрывая рукой губы, чтобы, не дай Бог, не услышал за стеной сторож Кузьма. Он наверняка уже проснулся и прислушивается ко всему, что творится в её комнате! «Как я покажусь на утреннюю молитву? Щёки горят, в глазах слёзы! Нет-нет, надо успокоиться, надо обязательно успокоиться». Полина подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела своё лицо. «Ну так и есть: щёки пунцовые, будто их киноварью натёрли, а глаза блестят, как две бижухи. Ужас, совершеннейший ужас!»