Александр Коломийцев - Миллионщица

Клавдия завершила стряпню, отложила полдюжины сырников на тарелочку, поставила перед Верунькой.

– Возьми к сметане, глядишь, разохотится твой благоверный. Что почём, не знаешь? За землю-то? – спросила так, без умысла, для поддержки разговора.

Верунька непроизвольно облизнулась, сглотнула – аромат от румяных пышечек исходил преаппетитнейший.

– Да почём я знаю. Говорят – десять тысяч за отвод: обмер, документы. Земля-то бесплатно, ну, потом налог посчитают. Ссуду дают на строительство.

– Это фигня – десять тысяч. А ссуду под какие проценты?

– Вот этого не знаю. Говорят, банк двух поручителей требует ещё.

Клавдия уже морщила лоб.

– Ссуда для лопухов: миллион дадут, два отдай. Деньги надо иметь, – молвила назидательно.

Спозаранку в понедельник Клавдия отправилась выполнять поручение отца. Ссора ссорой, но до бессмыслицы доходить не стоило.

Отец с матерью задумали колоть тёлку-двухлетку, в деревне продавать некому, а хотелось сбыть мясо подороже. На рынок не пошла: мафия инородцев диктовала свои условия – на продажу мясо принимали задёшево. Самим у прилавка стоять тоже не с руки. Стой и гадай – то ли всю выручку отберут, то ли половину. Имелось у Клавдии на примете заведеньице – кафе не кафе, столовка не столовка, пищеточка, одним словом. Но пищеточка с поползновениями на шик: по вечерам бегающими огоньками переливалось название – «Парус». (Каким ветром в их степи занесло этот парус?) У входа дымились жаровни с шашлыками, в летние месяцы на тротуар выставляли четыре столика под зонтами, и два лохматых существа – парень и девица – выделывались под гитару. Держал пищеточку чечено-армяно-азербайджанец Артур. (Хрен их разберёт, этих грёбаных кавказцев, кто они такие, поналезли как тараканы во все щели.)

«Офис» располагался отдельно в кирпичном домике с высокой островерхой крышей и состоял из двух комнат и узкого коридорчика. Стукнув пару раз для приличия костяшками пальцев в дверь, Клавдия заглянула в кабинет. Тонкогубый горец с мощной чёрной шевелюрой сидел за столом и, размашисто жестикулируя, распекал подчинённого. Посетительницу выпроводил энергичным взмахом руки.

– Погоди, подожди там.

Отпрянув, Клавдия вернулась в коридор и пристроилась на подоконнике. Дверь осталась непритворённой, и до неё долетал ругательный разговор. Собственно, это был не разговор, а монолог, в котором экспансивный кавказец выплёскивал эмоции и перечислял статьи издержек, словно крысы мешок зерна, уничтожавшие добытые с великими трудами прибыли: за «крышу» плати, ментам плати, налоговой плати, теперь ещё администрация благотворительный фонд придумала. Знает он этих сироток – по тридцать-сорок лет, морды аж лоснятся. У него, Артура, тоже ни мамы, ни папы нет. Может, и ему кто-нибудь помощь окажет? Да что говорить, платить-то всё равно надо. А он, Фёдор, между прочим, зарплату требует и получает её без задержек. С такими затратами не то что колбасный цех не откроешь, а кафе закрыть придётся. Почему мясо по двенадцать тысяч принимал, а не по десять? Грозятся к Ашоту везти – пусть везут. Ашот без клеймения не принимает, во-первых, а, во-вторых, сегодня по двенадцать принимает, а завтра и по одиннадцать не возьмёт. Мясо сегодня берёт, а деньги месяц платит, а ты сразу отдал. Нет, не умеют русские торговать.

– Так работать будешь, не то что процентов, а и зарплаты не получишь, и вообще на хрен выгоню. Племянник давно пишет – на работу просится, его возьму. Моё слово твёрдое – колбасный цех откроем, проценты платить буду, – на этом разнос окончился. – Позови красавицу, чего ей надо.

Но за красавицей уже захлопнулась входная дверь.

Клавдия медленно шла по краю тротуара. Мыски, мясо, – клеймёное и неклеймёное, – Артур, отцовский «Москвич» складывались в мозаику, общий узор ещё едва проступал, но тенденция к системе проклёвывалась. Главное, игра стоила свеч, если всё как следует обдумать и обмозговать. Предприятие прорисовывалось превыгоднейшее. Крестьянскую избу она строить не будет…

Рядом ойкнул автомобильный гудок, глухо щёлкнула отворяемая дверка, и весёлый голос произнёс:

– Доброго вам здоровьичка, Клавдия!

Клавдия сдержала шаг и оглянулась. Из приткнувшихся к тротуару канареечного цвета «Жигулей» выбирался давешний попутчик.

– Садитесь, подвезу, – шустрый Вася уже придерживал даму за локоть.

Клавдия размышляла секунду. Села, набросила ремень, поправила юбку, спросила с иронией:

– Что ж это вы, своя машина, а на автобусе ездите? На бензин не хватает?