[frank_sparral] - Анаксаген. Том I. Записки сумасшедшего

Через какое-то время я начал замечать, что больше помню и знаю. Беседы с психиатрами больше не бесили меня. Иногда я и сам рвался к ним, чтобы выговориться. Через полгода я уже полностью вник в распорядок дня, и вставал строго по часам. Я знал имена врачей, знал имена своих друзей по несчастью.

– Мне кажется, её нужно было сжечь! – сказал какой-то придурок.

– Сжечь её, сжечь! – подхватили его другие идиоты, начав бегать вокруг стульев, поставленных в круг.

– Сжечь её! Сжечь эту книгу!

Напротив меня сидела врачиха: на вид ей было не больше тридцати, но что-то её старило; то ли морщины, изрывающие лоб и щёки, то ли волосы, которые сединой сжирали её возраст. Она любила кричать на больных, но сегодня была крайне спокойной, наблюдая лишь за опасными психами, которые и меня-то постоянно смущали, намекая, что я тоже опасный сумасшедший, раз они рядом. В этот раз врачиху что-то беспокоило, но меня заботило не это. Сегодня, ближе к обеду наш уважаемый врач должен уехать из больницы, а я должен успеть за это время спиздить документы, которые каким-то боком связаны с моей личностью.

Скоро я выхожу!

– Никого жечь не надо! Сядьте! Пусть кто-то другой расскажет свою историю, – она обвела взглядом всех больных, остановившись на моей физиономии: – Может быть, вы нам что-то расскажите? Скоро же вы от нас уходите…

– А что мне сказать? – произнёс медленно я, оглядевшись: психи замолкли, а я напрягся. Тишина была мне неуютна, и я продолжил:

– Сейчас меня не волнуют чужие голоса, я слышу лишь свой. Мне этого хватает, чтобы быть счастливым. Или как вы это называете? Счастье… Доступно ли оно? – кто-то резко закричал и убежал в другую палату.

– Продолжайте, – произнесла врачиха.

– А что продолжать? Я вернусь обратно. Туда, где однажды свихнулся. Я до сих пор ничего не помню о себе и о своей жизни, и, возможно, лишь там смогу наконец-то найти себя настоящего!.. А что будет потом? Неважно, наверное… Всё равно это буду я. Я!.. Для меня и без этого жизнь выглядит как чья-то шутка, обман! Чьё-то нелепое веселье надо мной, над моими мыслями, моим телом, моей психикой. Кто я?.. Просто человек. Кто вы? Тоже люди. Но никто из нас не узнает, кто же он на самом-то деле!

– Стойте! СТОП! – опять закричал кто-то.

Я встал со стула и ушёл к окну. Там было спокойней.

Так вот…

Мне нужно было достать эти записи, и сегодня был тот единственный день, когда я мог попытаться это сделать. Доктор уезжал на целый день, а санитары, поняв это, купили себе много пива, заставив наших дурачков перетаскать его в мужской сортир. Перед этим санитары сломали пару бачков в нём и сообщили нашей свирепой врачихе о том, что бочки сломал кто-то из психов – из нас, короче. Врачиха, на их радость, посоветовала оставаться одному охраннику в туалете и постоянно меняться с другими санитарами, дабы следить за нами, дурочками. Охраннико-санитары в туалетах, естественно, «работали» по двое, боясь нападения сзади – психи же такие непредсказуемые! Сами в это время перенесли в сортир, – опять же с нашей помощью, – небольшой столик и две табуретки. Двое санитаров-дураков играли в карты; в тех же дураков. Несмотря на то, что кто-то из них иногда обыгрывал другого, они оба оставались в дураках, пока я искал в кабинете доктора ключ от сейфа. Поиски мои оказались безуспешны, и вдруг я увидел полупьяного, шагающего в сторону сортира, санитара, у которого прямо из заднего кармана торчала связка ключей.

«А вдруг один из них?..»

Я пошёл в сторону туалета и попал в очередь: психов в этот день держали на голодной диете, поэтому они, один за другим, успевали бегать в туалет и пить там воду. Свирепая врачиха в это время болтала по телефону о чём-то со своим хахалем – постоянно были слышны какие-то противные чмаки, и сразу резкие угрозы: «Если вдруг ты там с кем-то, я тебе!.. Мой милый, не обижайся, мне тут сложно! Но если вдруг, ты понимаешь?.. Прости, дорогой. Я вся на нервах!» Я начал понимать, что жизнь на воле может мне показаться ещё и плохим вариантом. И зашёл в туалет.

Напротив меня возник силуэт с какой-то нелепой фигурой: свет был очень тусклым, но подходя ближе к столу, где сидели санитары с яркой лампой на столе, я начинал постепенно видеть всё чётче. Вдруг я понял, что этот силуэт был мной: мои ноги были исцарапаны и исколоты чем-то: ссадины, синяки, порезы на груди. На животе был шрам, а само тело было в каких-то неясных вмятинах и с какой-то желтизной. Руки… Я первый раз, казалось, посмотрел на свои руки: исколоты все, в дырках от шприцов. Моё лицо блять… оно изранено этим местом и непониманием, кто я такой-то на самом деле! Эти морщины, этот кривой нос, эти глаза – в них столько старости; я выглядел таким несчастным и таким непонимающим всего, что происходит…