Виктор Улин - Девушка по имени Ануир

– Черт побери!..

Я, кажется, произнес это вслух.

Но не шлепнулся на асфальт, не повторил неповторимый трюк из несравненного фильма.

А встал, как столб.

Вообще-то я шел в супермаркет. Очень быстро, стремясь поскорее обернуться туда-сюда и снова сесть за компьютер, от которого меня оторвала жена утром воскресного дня.

Шагал, пряча глаза от солнца и глядя только под ноги – точнее, не глядя никуда, поскольку через этот двор ходил почти каждый день. И мог идти хоть зажмурившись, хоть в полной темноте, хоть задом наперед.

Но сейчас вдруг едва не споткнулся обо что-то черное, появившееся на пешеходной дорожке – вздрогнул, остановился и понял, что на самом-то деле передо мной ничего не лежит. Просто по ровному асфальту скользнула черная тень от чего-то, находящегося между землей и солнцем.

Я вскинул голову – надо мной плавал коршун.

Большая красивая птица: коричнево-пятнистая, с длинными крыльями и по-рыбьи раздвоенным хвостом. Она частенько появлялась в этих местах.

Мы жили в новом высоком доме, откуда открывался обзор на все лежащее внизу до самого горизонта. С нашего балкона коршун, летающий над кварталом, казался размером не больше вороны и лишь, сейчас, когда он скользил вдоль крыши старой пятиэтажки, а я стоял на земле, стало ясно, какой он огромный.

Совершая вираж, хищник мелькнул мимо окна и я отметил, что крылья его перечеркнули переплет от угла до угла. Наверняка он раскидывал их метра на полтора – хотя глядя снизу я мог ошибиться. Но окна этого дома были одинаковыми везде и на всех этажах, и не требовалось задирать голову к небу, чтобы определить их размеры.

Я опустил глаза пониже, и…

И вот теперь-то как раз чуть не сел на асфальт. Потому что увидел…

Ничего особенного вроде бы не увидел.

Передо мной высилась стена, сложенная из кирпичин белого, желтого, розового, красного, оранжевого, серого и еще черт знает какого цвета. Справа покачивались ветки безнадежно сухого дерева. Слева торчали облупленные железки балкона. Посередине сияло распахнутое окно второго этажа.

А в окне стояла женщина.

Примерно ровесница моей тещи. Если мне предстояло пережить двадцать пятый день рождения, а жена в марте отмечала свой двадцать третий, то ей исполнилось… Впрочем, мне никогда не приходило в голову думать о тещином возрасте; мысли о ней сводились к благодарности за то, что они с тестем подарили нам квартиру и избавили от радости видеться чаще раза в квартал.

Во всяком случае, свою милейшую тещу я никогда не воспринимал как существо противоположного пола.

Но эта женщина в окне.

Эта женщина в окне… Стояла в четверть оборота на фоне темного проема – правым боком ко мне – и занималась сразу несколькими делами.

Левой рукой держала отворенную раму, правой протирала стекло, одним плечом прижимала к уху телефон.

Тем же самым или чем-то подобным, конечно, занимались все женщины, живущие во всех окнах всех домов. С середины каждой весны до середины каждой осени они без устали мыли, драили и натирали свои сияющие стекла.

И я не задержал бы на ней глаз дольше секунды: прикинул длину оконной диагонали, восхитился размахом коршуна и пошел бы дальше в магазин – если б не одно обстоятельство.

Которое переворачивало привычную до оскомины картину и ставило ее с ног на голову.

Или на какое-то иное место: женщина была голой.

Такой же голой, как дерево под ее окном.

В этом тоже не было ничего особенного.

Моя жена, переодеваясь на выход в люди, могла подбежать к окну в одних чулках и без лифчика, чтобы быстро ширкнуть вдруг замеченное крошечное пятнышко на недавно вымытом стекле.

Но с одной стороны, мы все-таки жили на шестнадцатом этаже. А с другой, жена к окну именно подбегала на секунду. С трусиками в одной руке и первой попавшейся тряпкой в другой.

Эта же выставилась, как в картинной раме; расположилась всерьез и надолго. Прихватила бутылку моющего средства, поставила поближе, а сама взгромоздилась на табуретку.

И неторопливо терла стекло, и с удовольствием с кем-то болтала по телефону, и на губах ее блуждала спокойная улыбка.

И не беспокоилась относительно того, что каждый прохожий, подняв глаза, может увидеть ее в природном состоянии.

У нее было достаточно стройное тело, крепкие на вид груди с большими сосками светло-розового цвета, едва выпуклый живот и ровные ноги приятной формы с аккуратно подстриженным островком в точке схождения.