Александр Солин - Две повести

«Верю, потому, что сплю. Знаю, потому, что ошибаюсь. Надеюсь, потому, что обречен» – было написано на ее развороте.

Онемел кактус. Примолкли вещи. Поперхнулось время. Мир съежился до размеров грязного газетного листка. Таких размеров, наверное, была вселенная, перед тем, как взорваться. В центре листка – ровный строй колченогих букв, не ведающих своего уродства. Аборт слова, фальстарт мысли, язык междометий, словарь заик, история изумлений – вот что записано в их паспорте. Черные узурпаторы радуги, льстивые завистники вдохновения, клавиши, мечтающие быть звуком. Буква и слово – злорадный союз кирпича и крыши.

Но где же привычная геометрия наружных объемов и форм? Где томительное волнение белой занавески, сдерживающей дыхание за мужественной спиной окна? Где тот голубой прохладный воздух, что кутается в нежаркий свет апрельского солнца? Где тот одинокий след аэроплана, что скользит, словно бретелька по круглым плечам небес? Куда делся разворот неба над беспечным стремительным городом? Отчего онемела стереофония его улиц? Всё рухнуло и всё возродилось, и всё стало другим…

Высокая тайна оказалась терпеливее, чем я полагал и, видно, всерьез решила включить меня в свои планы. А что же я? А ничего. Беспомощнее состояния, чем мое было трудно себе вообразить. Благоговение, страх, тревожное любопытство, дурные предчувствия и еще с десяток смутных позывов смешались во мне в безвольную кашу, не позволяющую ни одному из возникших чувств завладеть моим поведением. Да и как могло быть иначе? Одно дело – пропавшие объявления, чему я, рано или поздно, придумал бы причину, и совсем другое – слова из воздуха! Вот это был феномен так феномен! Его очевидность и убедительность равнялась последствиям сквозного ранения в сердце! Причем, я был сражен вовсе не их смыслом, который был от меня еще где-то за версту, а самим фактом их появления.

Существует немало способов испортить человеку настроение или даже жизнь. И это мне понятно. Это – по-людски. Это – святое. Тут хотя бы знаешь, куда и как огрызнуться. Но чтобы вот так! Чтобы приковылять невесть откуда и знать, что подберут! Чтобы затеряться в багажнике и знать, что найдут и не выбросят! Чтобы валяться в ящике стола, ухмыляться и знать, что рано или поздно достанут и прочитают! Чтобы достали, прочитали и сидели потом с отупевшим лицом, не в силах пошевелиться ни морально, ни физически, докатившись до такого состояния по собственной, можно сказать, инициативе! И это там, где девяносто процентов мужского населения, повертев бумажку в руках, не задумываясь, сказали бы: «Не понял! Это что, блин, за фигня такая?!» После чего попросту про нее забыли бы и пошли пить водку. Потому, что это вам не денежный перевод и не анонимка по поводу измены жены.

Но главное коварство заключалось в том, что даже если бы теперь я очень захотел порвать, сжечь, уничтожить, забыть и никогда не вспоминать этот грязный, невзрачный, непонятно почему для такого дела выбранный, такой же несуразный, как и сам способ общения бумажный мусор – мне бы вряд ли это удалось: внутри меня уже образовался нестираемый, незабываемый след, как после падения тунгусского метеорита на беспечную тайгу. Поздно. Теперь я ЗНАЛ, что ОНИ есть, и от этого ОНИ могли вертеть моей впечатлительной натурой, как парусом!

Я сидел, как обкуренный дурак, совершенно не представляя, чего ждать и как вести себя с теми, кто мною рулил, потому что невзрачный желтый клочок, который они мне подкинули, означал могущество, несравнимое с тем, что я знал до сих пор. Это не было насильно делегированное и навеки отчужденное могущество, которое зовется государством и покоится на абсолютном праве быть неправым. Это не был грозный ропот непокорных, составленных в колонны канонами веры. И не тайная власть, порожденная принадлежностью к корпорации беззакония, которая греет людей слабых и мстительных. И не бритоголовое могущество среднего радиуса действия, которое покупается за деньги и о котором мечтают на своих кухнях миллионы. И уж, конечно, не прищуренная власть веселого негодяя с кастетом в руке! Со мной, не теряя терпения и надежды, пыталось общаться истинное Всемогущество, невидимое и беспредельное! Не спрашивая и не церемонясь, оно крепко держало меня под ослабевшие руки и, внимательно глядя с четырех сторон, ожидало, когда я сделаю первый шаг, чтобы двинуться вместе со мной к необъявленной цели. Я впервые в жизни по-настоящему ощутил, как ничтожен человек и вострепетал.