Нил Овадда - Пляжный батальон, невыдуманные истории и ненаучная фантастика

Когда готов был сорваться он, я поступал точно так же. Думаю, что именно благодаря этой «взаимовыручке» мы и избежали высылки со станции. Но это же способствовало и нашему сближению. Гуляя по окрестным холмам, мы от общего трепа и ругани в адрес Гневышевых постепенно все больше переходили к откровенным рассказам о себе. Я к тому времени уже побывал в нескольких серьезных турпоходах от Алтая и Фанских гор летом до Кольского и Архангельской области зимой. Так что мне было, что рассказать. Ну а Володя… Сначала я узнал, что он десять лет провел в сталинских лагерях. Его рассказы об этом периоде жизни и о нравах «архипелага», возможно, достойны отдельной повести. Но все это со страшной правдой уже описано Солженицыным, Шаламовы, Рубцовым и другими.

Мы же подходим к моменту, когда Володя рассказал мне про пляжный батальон. Помню, как мы сидели на своем любимом месте на небольшом заросшем травой холмике. Справа – заходящее солнце, слева метрах в ста – купол башни солнечного телескопа. И Володя начал свой рассказ. Не было никаких преамбул вроде «Вот я тебе сейчас расскажу…» или «Ты знаешь, что со мною было…». Он просто перешел от одних воспоминаний к другим, а начав рассказывать, сам погрузился в череду прошедших событий и продолжал достаточно четко держать канву. Позже, вспоминая этот вечер, я подумал даже, что, возможно, многие годы он неоднократно проживал в мыслях этот этап своей жизни (по крайней мере, его начало) и проговаривал про себя свой рассказ, но до того вечера на горной станции так и не решился произнести его вслух. Впрочем, возможно он рассказывал эту историю в лагерях. Но об этом мне ничего не известно, да и были ли еще в тот момент живы те слушатели…

Мы просидели часов до одиннадцати ночи. Вернувшись на станцию в свою крошечную комнатенку (кровать, маленький стол и несколько гвоздей на стене в качестве вешалки), я собирался, как обычно, написать несколько строк в дневник. Да, я тогда вел дневник. В основном там были откровения о моих переживаниях с девушками и сжатые описания моих турпоходов. Но в тот вечер я находился под сильным впечатлением трехчасового рассказа Володи. И мне вдруг захотелось кратко записать основные вехи этого рассказа. Но кратко не получилось. Поскольку все описанные сцены стояли у меня в памяти, я невольно включился в последовательное изложение всей череды страшных событий. Я просидел до глубокой ночи и исписал до конца весь блокнот своего дневника. К счастью, писчая бумага на станции имелась, чего нельзя сказать о многом другом.

Мне хотелось, конечно, услышать продолжение рассказа. Но я не хотел напоминать Володе сам, ожидая инициативы от него. И я не ошибся. Уже следующим вечером, когда мы гуляла вокруг станции, он безо всяких предисловий вернулся к событиям тех дней. И потом возвращался еще несколько вечеров. Придя затем в свою коморку, я каждый раз садился и записывал продолжение страшной истории. Потом его рассказ как-то сам по себе угас. Похоже, он не хотел подробно говорить о ее последней главе. Возможно, там были вещи, о которых ему неприятно было вспоминать. Как бы то ни было, мы вернулись к обычным разговорам. И больше к теме пляжного батальона не возвращались.

По возвращении в Москву мы довольно быстро отдалились друг от друга. Я был занят подготовкой трудного похода на Кольский полуостров в январе 1958 года, а у Володи были, видимо, свои проблемы. Исписанный блокнот и толстая пачка бумаги легли в стол, и я о них почти забыл. Со временем они перекочевали со мною сначала из деревянного дома без удобств в пятиэтажку, а потом и в приличную квартиру, оставаясь в папках где-то среди множества других бумаг, писем и фотографий, до которых, скорее всего, у меня уже никогда не дойдут руки.

Лишь недавно, встретив мою бывшую «одногруппницу», я узнал, что Володя умер уже несколько лет назад. И тогда я вдруг вспомнил нашу жизнь на горной станции и страшную историю, которую мне поведал Володя. И мне захотелось, чтобы об этой истории, дающей представление о том, какой ужасной была та война, особенно в ее первый месяц, узнали другие. И я достал блокнот и листы бумаги, исписанные более шестидесяти лет тому назад…

В 1941-м году Володе было девятнадцать лет. За два года до этого он окончил школу и собирался поступать в Университет. Но трудная жизнь в те предвоенные годы повернулась иначе, и он попал на двухлетние курсы в военное училище. Он закончил курсы и получил звание младшего лейтенанта в мае сорок первого и немедленно был направлен в войсковую часть. Там его назначили командиром отделения. Но отделением он командовал совсем не долго. По причинам, о которых я не знаю и которые, как мне кажется, были не очень понятны и самому Володе, командир батальона перевел его к себе в штаб. Я не очень уверен, что группа людей, которая была вокруг комбата во главе батальона, действительно, называлась штабом. Но это и не важно. Важно, что Володя был почти все время около комбата и потому стал свидетелем всей драмы человеческих отношений, которая развернулась в руководстве батальона, когда случилась беда.

Читать дальше