Виктор Суднов - Без гнезда родового. История семьи – история страны

На железнодорожную станцию успешно добрались, муку достали, но на обратном пути отец попал в жуткую историю, которая могла закончиться для него трагически. Во время поездки он сидел, свесив правую ногу, на задней части тендера паровоза. Паровоз дернулся, нога соскочила и оказалась зажатой между вагоном и паровозом. Боль была дикая. Травмированная нога долго не заживала, лечили ее почти год. Благодаря знакомому фельдшеру, ежедневно на протяжении шести месяцев делавшему отцу компрессы и массаж, больную ногу от ампутации спасти удалось, но учеба была прервана, и отца сняли с питания при рабфаке, что грозило ему настоящим голодом. Нередко, когда отец приходил в студенческую столовую к друзьям, ему буквально приходилось попрошайничать. Однажды Александра Дмитриевна привезла бутылку меда, которую он, изголодавшийся, опорожнил тут же, а потом долго мучился от болей в желудке. Ценой больших усилий отец сумел все же догнать в учебе ушедших вперед друзей-студентов и успешно окончить курс на биологическом факультете рабфака.

Воспоминания отца о жизни в краснодарском рабфаковском общежитии вызывают и смех, и слезы. Один из его друзей, студент медицинского факультета, постоянно ходил в шинели, надетой на голое тело. Другой одежды у него просто не было. Так, в шинели, он и спал, и сидел на лекциях, и ходил в столовую. По вечерам студенты, расположившись возле печки-буржуйки, очищали белье и куртки от вшей, смахивая паразитов на горячую печь. Однажды кто-то из студентов-медиков принес из анатомички человеческий череп, его использовали вместо пепельницы. Потом череп выбросили на улицу, чем вызвали панику у жителей Краснодара. Каждый развлекался, как умел. Друзья потом долго вспоминали, как горожане осторожно обходили валяющийся возле дома череп, одни – крестясь, другие – чертыхаясь. Отец по вечерам занимался в художественной студии, как тогда говорили, «по портретной части». Умение писать портреты не раз спасало его потом, особенно в годы Великой Отечественной войны, когда оно буквально помогло выжить.

Учеба на рабфаке пролетела быстро. Каждому выпускнику вместе с документом об окончании рабфака выдали новенький жакет, брюки, ботинки и кепку – помощь из Америки, а также ведро топленого масла и десять килограммов муки. По тем временам – царские подарки! Кроме того, выдали деньги на билет до места жительства. В Краснодаре, когда отец садился на поезд, у него из кармана украли все документы, и ему с большим трудом пришлось потом добиваться их восстановления. Чудом сохранились две путевки, выданные отцу для продолжения обучения: одна – на подготовительные курсы в Петроградскую академию художеств, другая – в сельскохозяйственный институт. Это было время, когда партия решила создать свою, новую советскую интеллигенцию. Вот и посылали на учебу в высшие учебные заведения выходцев из рабочих и крестьянских семей. Отец выбрал вторую путевку, в сельскохозяйственный институт, что и определило его дальнейшую судьбу. Дед Ефим выбор сына не одобрил, считая, что тот должен был выучиться на землемера или врача, так как, по мнению деда, и то и другое было делом доходным.

Первые дни учебы в Петроградском сельскохозяйственном институте запомнились отцу как противостояние студентов из рабоче-крестьянской среды и так называемых белоподкладочников, студентов предыдущих наборов, в основном выходцев из богатых семей. Франтоватые молодые люди в фирменных студенческих сюртуках на белой шелковой подкладке с презрением относились к рабочей бедноте. Недружественное отношение к «черни» проявлялось во всем. Насмешки и издевательства были привычным делом. На одном из студенческих собраний слушателей всех факультетов и курсов, которое проходило в здании питерского цирка, произошла настоящая схватка между противоборствующими сторонами. Выбирали новый студенческий орган самоуправления – Исполбюро. Дебаты были шумные. Дошло чуть ли не до драки. Собрание закончилось тем, что верхушка прежнего органа под свист, улюлюканье и бурные аплодисменты «черни» покинула помещение цирка. Был избран новый состав Исполбюро, членами которого стали бывшие рабфаковцы.

Первокурсникам было сложно разобраться и в премудростях сельскохозяйственной науки, и в политической обстановке. Профессорский состав в сельскохозяйственном институте был пестр и разнообразен. На одних лекциях царила дружеская, рабочая атмосфера, на других – скука и разочарование. Но уже через месяц студенты определились с пристрастиями: были любимые, «красные» профессора, были аполитичные, а были и враждебные советской власти преподаватели. Среди любимых – Н. И. Вавилов, непревзойденный авторитет для отца на всю жизнь; ученый-почвовед, академик К. Д. Глинка; профессор растениеводства Н. К. Недокучаев; преподаватели Н. И. Козлов и С. П. Кравков. Их лекции слушались с особым интересом. Для студентов все было ново, необычно и впитывалось ими как губкой. Лекции проходили в основном корпусе института, на берегу Фонтанки, рядом с сельскохозяйственным музеем, а отец вместе с другими такими же студентами-первокурсниками жил на Петроградской стороне, на частной квартире. На лекции приходилось долго идти пешком, городской транспорт практически отсутствовал. Лишь к осени 1921 года в Питере появились новые трамвайные линии и по центральным улицам города восстановилось транспортное движение.