– Йезз! Наконец-то произошла стыковка вместо втыкаловки. Розонька моя любимая, всё тебе расскажу, как на духу, дай только его перевести. По такому чудесному поводу предлагаю даже шампанское открыть. Доставай бокалы и шоколад, а Шардонне я принесу сам.
Унгурин умело открыл бутылку, наполнил бокалы и сел напротив встревоженной Розы. Взял свой бокал, подержал и покачал им, поставил обратно. Снова взял, улыбнулся и заговорщически спросил:
– Знаешь ли ты, доктор медицинских наук, что дух может не только передаваться по родству и воспитанию, но может эксклюзивно прививаться и пересаживаться от человека к человеку? Типа, как ветром девке живот надуло, а она взяла, да и Христа родила.
– Слышала. Есть такая красивая гипотеза про примеси, но генетически это не доказано. Гены личного духа, души и духовности вообще не найдены. Думаю, что вряд ли это вообще возможно не только сделать, но даже обосновать. Это из области абстракций и культуры. А для чего ты уклоняешься от моего вопроса? Зачем импортную лапшу мне варишь?
– Странно мне даже слышать, как ты – знаменитая Алтайская Йогиня и философ Равновесия, мистик и духовед, – рассуждаешь словно праведная комсомолка из прошлого века. А как же нам быть с призраком коммунизма, который бродил по Европе? Мы все от него вдоволь нахлебались.
– Так это же не гены, а воспитание с обучением широких народных масс. Кино и сказки. Кнут и пряник. Брат на брата, Авель и Каин, не более.
– Должен тебя и огорошить, и обрадовать, моя учёная жена. Твой микроскоп увидел только результаты правды, но не её суть – новую кривду. А суть моей правды в том, что помолодевшие теломеры с холестерином подарил мне духовный двойник. Правда, без его участия и без его спроса. В моем теле встретились две правды духа, его и моя… и соединились они в новом качестве породнённого духа. Результат отличный, вот он перед тобой сидит с бокалом благородного вина. А потому предлагаю тост нового Великого Равновесия: «За нашу духовную правду, за ароматный духосад! Ура!!!», – и залпом осушил бокал. Но Розалия пить не стала, сморщила губы как от чего-то противного и демонстративно переставила бокал на другой край стола, вытерла губы салфеткой и печально дрожащим голосом спросила:
– Саша! Ты меня совсем за дуру… за алтайскую бестолковку держишь, так тебя понимать? – закрыла лицо ладонями, заплакала. Немного повсхлипывала и перешла в навзрыд.
Унгурин скривленно улыбнулся. Он по-своему реагировал на слёзы жены, не утешал и на попятную не сворачивал. Женские рыдания Саше нравились с детства, он испытывал сладостное удовольствие, когда их слышал. Позже он стал относиться к женским слезам по-деловому, как к предмету торга. Этим бахвалился перед друзьями, но в молодости. С возрастом, когда поумнел, стал придумывать разные красивые отговорки.
– Нет, не так, моя родная жёнушка. Совсем не так, а наоборот, за такую умницу и красавицу я готов горы свернуть. Однако, дело настолько рисковое и необычное, что решил сначала дождаться результатов. Но ты сама их раньше меня увидела. Более того, ты правильно оценила и подтвердила мою правоту. Бери бокал и дуй шампань, любимая, всё расскажу тебе без утайки.
Но сказать Саша не успел – тревожно зазвонил главный телефон. Чимир чётко и кратко сообщил, что застрелили их лютого оппонента, причём нагло и прилюдно. Унгурин оцепенел. Он понял, кто без приказа привёл в исполнение его самое сильное и надёжно скрываемое желание. Но сделал это не втихую, а настолько демонстративно, что по умолчанию подставил президента. Это был явный вызов Унгурину, удар исподтишка, подлый и смачный. Он тотчас же, резко и точно отреагировал, чтобы максимально дальше уйти от будущих обвинений в свой адрес. Мгновенно, не отключая телефон, чтобы на том конце провода было слышно, почему-то начал с Розы, закричал на неё:
– Заткнись, дура! Нашего Витю отмороженного, застрелили! Сволочи, негодяи, что творят! Край не видят! Я им сейчас устрою! – и Унгурин с перекошенным от злобы лицом отключил телефона и вышел в коридор.
Роза сбросила ладони от лица на колени, застыла и окаменела. Сердце сбилось с такта, дыхание как бы остановилось, рукам стало зябко. Так с ней бывало в самых критических ситуациях опасности между жизнью и гибелью. Примерно о том же рассказывали ей разные люди, побывавшие на краю жизненной пропасти. Ей стало страшно за себя. Страшно от того, что никогда ещё Саша так злобно не кричал на неё. Нестерпимая обида волнами наплывала, заполняла и меняла все телесные ощущения зрелой женщины. Будто волчица, потерявшая щенков, завыла внутри её оскорблённая баба от страха невыносимой безнадёжности… выла… выла… Толчок страшной мысли будто щёлкнул в чёрном центре изнутри лба, сознание замкнулось и взорвалось искрами, озарилось пламенем и новой явью понимания. Его величество инсайт – сложное интеллектуальное явление, хорошо известное ей с шаманских камланий и тантрического секса, – пронзил Алтайскую йогиню прозрением ужасной мысли: «А куда денусь я, если моя женская мечта окончательно и неотвратимо пожухнет и скукожится»?
Читать дальше