Алексей Ефремов - Учебка-2, или Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!

Для основания брался толстый кусок белого или прозрачного оргстекла (2-3 см), из которого вырезался асимметричный треугольник, края его волнообразно формировались, после чего он полировался до зеркального блеска. Для придания подставке цвета девственной нежности снизу приклеивалось тонкое перламутровое стекло. В плоскости высверливались три отверстия для будущих тюльпанов, затем из белого оргстекла вырезались тонкие стебельки, из зеленого – листья, из красного и желтого пропеллеры с отверстием в середине. Все это шлифовалось нулевкой специально назначенными бойцами, после чего с помощью паяльника стеблям и листьям придавалась более естественная, изогнутая форма, а пропеллеры превращались в разноцветные бутоны. Потом все великолепие склеивалось специальным клеем или ацетоном. А окончательно собиралось уже дома и какое-то время пылилось на фамильных секретерах. Когда пришел мой срок, я не смог себя заставить этим заняться.

Вечером следующего дня, отыграв в волейбол, сижу у входа в общагу и тихонько тревожу струны привезенной гитары, наблюдая за снующим женским контингентом. Ко мне подходят два наиболее продвинутых бойца из моей команды, Иващенко и Карманов, оба как на подбор гвардейского роста.

– Товарищ сержант, вы приглашаетесь на праздничный ужин… – Похоже, время в выходные зря не теряли.

– Через 15 минут, – добавляет Иващенко.

– Разрешите, – протягивает он руку к гитаре.

Отдаю инструмент, и он играет цыганочку мягким, красивым перебором. Классический ловелас – высокий, чернявый, смазливый, фактурный, да еще гитарист.

– Пора, – объявляет Карманов и берется за ручку двери.

Поднимаемся на седьмой этаж. В уютной комнате на столе знакомый натюрморт. Дымится картошечка, котлеты, салат, овощи, масло без ограничений, колбаса, лимонад, две бутылки водки. Нас ждут, девчонок две и один из нас явно лишний, но думаю, что это не я, у меня как у сержанта льготы. Знакомимся. Рыжая, глазастая Люська довольно симпатичная, крашеная брюнетка Лариска страшна как судный день, но на безрыбье… Передавая друг другу инструмент, создаем с Иващенко непринужденную обстановку. После первого стакана и неожиданно приглушенного света Лариска неожиданно притягательно преображается. Водка хорошо идет под огурчик, девки пьют наравне с нами.

Вторая бутылка подходит к концу, когда между леди возникают неожиданные разногласия. Люська, явно насмехаясь, что-то говорит подруге, и та резко, наотмашь бьет ее по лицу, после чего Люська запускает пятерни в вороненые кудри оппонента. Нет, наверное, ничего страшнее и омерзительнее женской драки. Мы забиваемся в углы, и я еле успеваю убирать гитару с линии очередной атаки. Представители слабого пола дерутся насмерть, являя собой классический пример бесстрашия, спровоцированного состоянием аффекта. От неожиданности даже не пытаемся их разнять. Драка заканчивается так же спонтанно, как и началась, и они уже ревут в голос, каждая на своей кровати. Подсаживаюсь к Люське, успокаиваю, поглаживая по огненным, растрепанным в потасовке волосам. На соседней кровати сюсюкает с Лариской Иващенко. Карманов обреченно вздыхает и тихо испаряется.

Люська тихонько всхлипывает и быстро слабеет от ласки. Рука же моя, скользнув по шее и спине, неожиданно ныряет под футболку навыпуск с надписью «Москва-80». Трепещущая плоть взрывает мозг ослепительной вспышкой адреналина. Где-то в закоулке на секунду возникает образ армянина Миши с нашего призыва. Миша уже устроился на блатную должность в столовке, но, измученный недостатком эндорфина, связанного с отсутствием физиологических радостей, все же посетил финский домик на окраине военного городка, где проживали печально известные всему гарнизону сестры. В довесок к долгожданному удовольствию Миша заполучил классический триппер и загремел в госпиталь, откуда после благополучного исцеления сгинул в войсках на бескрайних просторах, объединенных союзом братских республик.

Люська отдается без энтузиазма и страсти, в отличие от стенающей на соседней койке Лариски. По моим наблюдениям, вырисовывается странная закономерность – чем страшнее мадемуазель, тем мощнее ее темперамент (что в миру называется злоебучестью). То ли это заложено природой, то ли связано с изменениями в мозгу, стимулируемыми созерцанием в зеркале собственной бесперспективности. Но я не в претензии. После полугодового воздержания, а также небогатого опыта плотских утех – и этого за глаза. И вообще, похоже, все произошедшее входит в традиционную программу общаговских вечеров дружбы.