Аглая Тураева - Безлунные ночи

Мгновение – и спрятанный в шпильке кинжал пронзил голень нападавшего. Тот завопил и повалился на пол. Сутараито резко выдернул нож и ударил мятежника в горло, оборвав его крик. Теперь в горячей, ещё живой крови оказались измазаны пальцы и рукава Императора. Он смотрел на лицо, всё ещё сокращающееся, и улыбался. Хоть эти катайханэ и подчинили себе колдовство, но плоть их не изменилась, а кровь их также красна и также легко покидает их тело, если знать, куда и чем бить. Значит, мир не рухнет. Есть в нём вечное, с чем можно договориться в любую эпоху. Сутараито поднялся. Кинжал скользил в окровавленной руке. Он сжал его поудобнее, будто самое опасное оружие во всей Тенгоку, и бросился дальше, к яркой ширме с магнолией, за которой прятался выход на скрытую лестницу…

Резкий удар в спину. Сутараито повалился на пол. Цветастые плащи замелькали перед глазами. Император приподнялся, но холодная сталь упёрлась ему в горло. Пришлось опуститься обратно. Его не убьют. Если этим безумцам дорого солнце – его не убьют. Эта мысль позволила Сутараито почти спокойно выдохнуть и отрешённо посмотреть в потолок. Сыну, наверное, сейчас проще. Он сидит где-нибудь в узком коридоре и ждёт, когда, наконец, весь этот кошмар кончится и он сможет спокойно уйти… куда? Что он будет делать в столице? Као-но-Сора, правитель Тенгоку, что не помнит имена собственных подданных… если ему удастся добраться до Золотого театра, он спасён. Он просто притворится актёром, а актёров никогда не принимают всерьёз.

– Ты его убьёшь, идиот! – раздался вскрик прямо над ухом. – Да ты… ты… ты понимаешь, что творишь?!

– Замолкни уже! Солнце не схлопнется, если мы просто будем защищать себя!

– Утихли, оба! У нас на руках бог, вы хоть понимаете? – оборвал их чей-то женский голос. – Так, тащим его наверх. Кемури нас убьёт, если с него хоть… шерстинка упадёт.

– Так вы называете волосы?

Сутараито рассмеялся, хотя смеяться не над чем. Трое катайханэ смотрели на него со смесью страха и почтения. Так смотрят на величественных безумцев. Император сжал запястье одного из мятежников, того, что с коротким жёлтым хохолком, и отвёл кинжал от своей шеи. Ему не сопротивлялись. Видимо, они не совсем лишились рассудка, раз в них ещё живёт жажда света… что же, солнце тронуть они не посмеют. Император сел и откинул чёрные пряди с плеч. Волосы липли к кровавым пятнам на одежде. Это злило.

– Кемури… – повторил Сутараито. – Я уже дважды слышу имя этого рода. Сколько они вам заплатили? Что они вам дали? Эти… демонические устройства, что висят за вашими спинами? И из всех возможных их применений вы выбрали бунт против богов… Но разве можно вас винить! Для подобных вам безумие – единственное, что приближает вас к божеству. Вы удостоились почёта увидеть меня и прикоснуться ко мне. А тебе я окажу ещё большую милость…

Кинжал ударил жёлтопёрого катайханэ в солнечное сплетение. Он раскрыл глаза, впился немеющими пальцами в руку Сутараито. Из распахнутого рта пошла кровь. Мятежник повалился на бок безвольным мешком, и его товарищам только и оставалось, что взирать на труп и думать, когда же императорское правосудие настигнет и их.

– Смерть от руки бога слишком почётна для такого отрепья, как вы, но… выбирать не приходится, – Сутараито улыбнулся, глядя на женщину. – Как вы сказали? Кемури вас убьёт, если с меня хоть шерстинка упадёт?..

Второй мужчина быстро заломил руки Сутараито. Ту, что держала кинжал, вывернули до боли, и Император выпустил оружие. Женщина поднялась, сняла с плеч страшное устройство и размахнулась его деревянной частью, словно для удара. Сутараито стиснул зубы.

– Так я тебя не резать буду, мой Император! Раз и всё, совсем не бо!..

Конец её фразы потонул в темноте.

Как же сильно должен скорбеть Мутеки-но-Тайо, когда узнает, что его твердыня не справилась с единственной своей целью.

* * *

Голова раскалывалась. Сутараито устало приоткрыл глаза и тут же их закрыл, будто веки налились свинцом. Красное солнце пробивалось через террасы его комнат и раздвинутые фусума, немилосердно палило. Свет его превращал всё вокруг в неверные образы и смутные очертания. Очень хотелось спать. Сутараито перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло. Получилось с трудом. Мало того, что поясница ныла так, будто по ней ударили чем-то тяжёлым, так ещё и на голове осталась проклятая императорская причёска. Обычно Кирихито, бывший парикмахером последние лет пятьдесят, расплетал всё так быстро, что Сутараито почти не замечал. Что с Кирихито случилось? Тоже, видимо, перепил?