Елизавета Баюшева - Новейшие истории повседневности. Когда проза и стихи переплетаются…

«Надо все-таки как-нибудь устроиться в одно из кафе и поработать официанткой, – подумала я в тысячный раз. – Посмотреть на людей с другой стороны».

Почему-то мне казалось, что эта «другая сторона» непременно будет с червоточиной. Даже не казалось, я была уверена в этом.

Тут двери заведения распахнулись, и в кафе хаотичной походкой с огромной спортивной сумкой в руках зашел мужчина. Ему было чуть больше сорока, он был невысокого роста и явно куда-то очень спешил. Он говорил очень тихо, поэтому я не могла разобрать ни слова. Не знаю, о чем они разговаривали и что он хотел, но через пару минут он уже кричал что-то типа «маразм жил, жив и будет жить», после чего покинул кафе. Я смотрела, как он удалялся и думала о том, кого он мне напоминал. Абонента одной сотовой компании, в которой я проработала около семи лет. Многие из них также начинали с полутонов, потом кричали и вешали трубку. Я задумалась, почему он такой раздраженный? Что вообще заставляет людей оскорблять других людей? В век йоги и медитации весь мир должен уметь в нужный момент зачитать волшебную мантру и улыбнуться, а мы всё продолжаем использовать высокие децибелы, еще и с сумкой наперевес.

«Мужчина, вы из-за сумки такой взвинченный? Не будь у вас сумки, вы наверняка были бы почти как улыбчивый Брэд Питт», – спросила я про себя.

Я пыталась представить улыбку Брэда и присобачить ее на угрюмое лицо удаляющегося от кафе дядьки, но его сумка портила все. И я сдалась.

Пока я улыбалась, представляя свою реакцию, если бы в кафе вдруг зашел реальный Брэд Питт, у стойки снова появился тот новенький, который, видимо, уже успел ознакомиться с законами и правилами новой должности и явно был готов пуститься во все тяжкие официантские будни. Всея всех официантов оглядела его с ног до головы, ее губы едва шевелились, произнося что-то, будто она читала благословение, после чего паренек двинулся к столику рядом со мной.

За столиком сидела взрослая женщина с идеальной ровной спиной и громко орудовала столовыми приборами. Даже я, владея не в совершенстве, но хорошо импровизируя, знала, что греметь ножом и вилкой нельзя, и всегда следила за этим. Ее спина и грохот приборов не вязались в одну красивую картинку, поэтому почти сразу эта мадам произвела на меня неоднозначное впечатление, и я взяла ее на особый контроль.

Она сидела тут еще до того, как я пришла, а значит, она гремит тут уже больше часа. Женщина была очень хорошо одета. Уж не знаю, насколько стильно и насколько дорого, но мне нравился ее стиль. Единственное, что противоречило ее стилю, изношенная химическая завивка на желтоватые сухие волосы.

«Как будто этой стильной тетке привинтили голову от другого человека», – подумала я, на всякий случай осмотрев еще раз всех остальных посетителей кафе. У остальных все нормально, а здесь явно что-то не то.

Женщина заказала еще что-то из меню, долго тыча наманикюренным пальцем то в одно блюдо, то в другое. Паренька была заранее жалко, мне почему-то казалось, что после этой тетки у него есть все шансы убежать с этой работы, так и не насладившись ею. Хотя я могу ошибаться, и тетка окажется восхитительной интеллигенткой в шестом поколении, и мальчишке повезет.

Мистер Идеальные усы наконец-то оторвался от своего ноутбука и тут же принялся терзать телефон. Он печатал что-то двумя руками сразу, слегка откинувшись на спинку стула.

«Интересно, у него может быть девушка, которой он мог бы восхищаться? Не та, которая будет ежедневно наглаживать его идеальные рубашки, а вот прям девушка его мечты?»

– Ну какие на фиг мечты, – бормотала я себе под нос, – все его желания и мечты – это он сам!

– Вам повторить воду? – нарушил мои размышления официант.

– Да, и «Греческий», пожалуй.

– К сожалению, «Греческий» приготовить сейчас не сможем: у нас закончился фета.

Никогда не понимала, как в хорошем кафе может что-то закончиться, да еще посредине рабочего дня. Особенно то, что употребляют через одного. Я про «Цезарь» и «Греческий». В восьмидесяти процентах случаев, если я хочу просто перекусить, я закажу что-то из этой парочки.

«Вы потеряли довольного клиента, батенька», – хотела ляпнуть я, но подумала, что сегодня не время менять Вселенную.

– Еще воды. – И «батенька» наконец убежал.

Пока я думала о внезапно закончившейся фете, юные фрейлины с Galaxy приступили к созданию совместного селфи.

Они милые, отметила я про себя. Интересно, а что им может в себе не нравиться? Или они тоже мнят себя идеальными, только не выдают себя? А может, за красивыми телефонами и одеждой кроются комплексы и проблемы? А за жизнерадостными селфи скрываются забитые души и ауры? Я вспоминала себя. С одной стороны, это прекрасный возраст, с другой стороны, это возраст, наполненный до краев комплексами и неуверенностью в себе. Глядя на них, я пыталась представить себя в двадцать лет с дорогущим телефоном в руках, делающей селфи с подружкой, и не смогла. Мне не нравилась эта картинка. Поэтому, как я ни старалась напрячь воображение, уловить момент и свои ощущения от момента, в итоге я пришла к выводу, что моя юность и селфи несовместимы. Я писала стихи в то время, вела сентиментальный дневник и через день хотела уехать из города в деревню к маме.